Жертва всесожжения
Шрифт:
– Анита, мы монстры. У монстров хорошей прессы не бывает.
– Ты сам в это не веришь.
– Ты веришь, что мы монстры, Анита. Ты это доказала. Для тебя лучше спать с трупом, чем терпеть мое прикосновение.
– Что ты хочешь от меня услышать, Ричард? Что я сожалею, что не могла с собой справиться? Я сожалею. И мне до сих пор неловко, что я побежала в постель Жан-Клода? Неловко. Что я стала о себе худшего мнения, когда не смогла любить тебя, увидев, как ты съел Маркуса?
– Ты хотела, чтобы я его убил.
– Если бы ты этого не
– Когда член стаи погибает в борьбе за господство, пируют все. Это способ воспринять его энергию. Маркус и Райна не исчезнут совсем, пока жива стая.
– Вы и Райну съели?
– А как ты думаешь, куда девались тела? Ты же не считаешь, что твои друзья из полиции их спрятали?
– Я думал, это устроил Жан-Клод.
– Так и было, но грязную работу сделала стая. Вампиры не интересуются телом, если оно уже остыло. Если нет теплой крови, они его не захотят.
Я чуть не спросила, предпочитает он теплое мясо или холодное, но не спросила. Не хотела слышать ответ. Весь разговор ушел куда-то не туда, куда бы мне хотелось. Я посмотрела на часы:
– Ричард, мне пора.
– Пора выручать своих леопардов?
Я посмотрела прямо ему в глаза:
– Да.
– Потому-то я и здесь. Я и есть твоя подмога.
– Это была идея Жан-Клода?
– Сильвия сказала мне, что Грегори отказался ее мучить. Что бы они ни делали, когда жив был Габриэль, они – ликантропы, а мы помогаем своим, даже если они не ликои.
– А у оборотней-леопардов тоже есть самоназвание? – спросила я.
Ричард кивнул:
– Они называют себя пардами. Вервольфы – ликои, вер-леопарды – парды.
Я протиснулась мимо него, задев плечом его голую руку. От этого прикосновения у меня волосы на теле зашевелились, будто я коснулась чего-то куда более интимного. Но я привыкну. Я сделала выбор, и какое бы ни творилось во мне смятение чувств, выбор определял все. Да, я все еще хочу Ричарда, даже люблю его. Но я выбрала вампира, а сохранить одновременно вампира и вервольфа невозможно.
Я вытащила автомат из-под кровати и набросила ремень поперек груди.
– Жан-Клод сказал, что мы не собираемся никого убивать, – заметил Ричард.
– Он знал, что ты идешь сюда? – спросила я.
Он кивнул. Я улыбнулась, но улыбка была безрадостной.
– Он тебе не сказал?
– Нет.
Мы снова поглядели друг на друга.
– Ему нельзя доверять, Анита, ты это знаешь.
– Это ведь ты по доброй воле позволил ему поставить на себя первую метку. То, что сделала я, Ричард, было сделано для спасения вашей жизни. И его, и твоей. Если ты действительно считал, что он так чертовски ненадежен, зачем ты привязал нас к нему?
Ричард отвернулся и сказал очень тихо:
– Я не думал, что потеряю тебя.
– Выйди и подожди в коридоре, Ричард.
– Зачем?
– Мне надо закончить одеваться.
Он опустил взгляд на мои ноги, очень белые на фоне черного платья и черных туфель.
– Колготки, – тихо сказал он.
– На самом деле еще одна кобура. Колготки этой ночью приведены в негодность. А теперь выйди, пожалуйста.
Он вышел, даже не оставив за собой последнего слова, и это было хорошо с его стороны. Я села на кровать, хотя и не собиралась этого делать. Возвращаться за леопардами – не слишком удачная мысль. Иметь с собой Ричарда в качестве поддержки – еще хуже. Но так и будет, я не могу приказать ему остаться дома. К тому же поддержка мне нужна. Как бы ни было мне трудно в его присутствии, он был одним из самых сильных оборотней, которых я только знала. Если бы не грызущая его совесть размером со штат Род-Айленд, он был бы опасен. Конечно, Маркус мог бы сказать, что он и так достаточно опасен. И был бы прав.
27
Ричард гнал свой внедорожник к «Цирку», я сидела рядом, но с тем же успехом могла быть где угодно. Он даже не смотрел на меня, тем более не заговаривал. Но тело его было достаточно напряжено. Он знал, что я здесь. Черри и Зейн ехали на заднем сипенье. Когда Черри влезла в машину, я даже удивилась. Белки глаз ее сверкали, веки дергались в нервном тике. Будто она вот-вот упадет в обморок. Зейн вел себя как обычно: улыбался, глаза хитрые. Как обычно? Почти смешно, я знаю его меньше суток. И не знаю, что для него «обычно».
Черри погрузилась в сиденье, обхватив себя руками за плечи, медленно сворачиваясь в шар. Ее я знала еще меньше, чем Зейна, но такое поведение не обычно ни для кого.
– Зейн, что с ней?
– Она боится, – ответил он. Голос его был совершенно нейтрален, но то, что выражало его лицо, можно было бы назвать злостью.
– Я ей сказала, что это дело сугубо добровольное. Она не обязана была ехать.
– Скажи это вот этому мистеру Мачо. – Зейн глядел Ричарду в затылок.
Я повернулась, глядя на профиль Ричарда.
– Ричард, в чем дело?
– Она едет с нами, – ответил он очень спокойно.
– Почему?
– Потому что я так сказал.
– Чушь собачья!
Тут он на меня глянул. Хотел глянуть холодно, но получилось злобно.
– Ты – моя лупа, но Ульфрик все равно я. Мое слово по-прежнему закон.
– Хрен с ним, с твоим словом. Ты не потащишь ее с нами только потому, что злишься на меня.
У него напряглись желваки на скулах.
– Они оба предали своих. Теперь они едут исправлять свою ошибку. – Голос его был все так же тих, спокоен и замедлен, будто ему больших трудов стоило держать себя в руках. Он говорил как человек, который боится сорваться на крИК.
– Посмотри на нее, Ричард. Она хуже чем бесполезна. Придется еще и ее защищать.
Он покачал головой:
– Никогда не бросай братьев, ни по какой причине. Это закон.
– Закон стаи, но она не из стаи.
– Пока ты не перестанешь быть моей лупой, Анита, то, что принадлежит тебе, принадлежит и мне.