Жест Лицедея
Шрифт:
А в Москве сооружения «Ласкового ветра» огромны. Там несколько десятков больших залов. Еще бы: порталы связывают столицу практически со всеми крупными городами империи и мировыми столицами! Размах серьезный: въезд на территорию сразу за Большим Москворецким мостом, и раскинулось это транспортное чудо во всю ширь аж по Китайгородский проезд, и даже за ним начали строить новые портальные залы. Получается «Ласковый ветер» отхватил площадь всего парка Зарядье — это если мыслить масштабами мира Кока-Колы.
На выходе из зала прилета насколько стоянок, где можно нанять свободный экипаж. Но вот что меня удивило, когда мы с Ириной следом за группой каких-то индусов вышли
— Ир, а чего такого безлошадного транспорта в Анталии нет? — поинтересовался я, когда мы свернули к свободной повозке.
— Кто же его там заряжать будет. В их «Трилистнике» и так магов не хватает. Все стремятся в Москву — здесь заработки выше. Но говорят, со следующего года в Анталии тоже появятся колёсницы, — сказала она, при чем в слове колёсницы, она делала ударение на «ё». — Император распорядился развивать перспективные южные города.
— А кареты здесь есть такие же? — я положил руку ей на талию.
— Саш… — зашептала она. — Здесь не надо обниматься. Знакомых можно встретить. И зачем тебе такая карета? Не можешь что ли до дома подождать?
Ну вот, «мама» все опошлила. Ведь я вообще не имел в виду взять карету, чтобы повторить наши недавние приключения при поездке к Лидийскому рынку. Просто так спросил, пытаясь разобраться в видах этих колёсниц.
— Могу, — ответил я, убирая руку с ее талии. — Извини, ты же знаешь, как меня мучают провалы в памяти.
По пути к дому нас поджидало неожиданное приключение, но об этом чуть позже. От обилия впечатлений, я и так уже стал слишком непоследователен в рассказе о знакомстве со столицей. Экипаж, лихо и безлошадно вывез нас о стоянки на Варварку. И Москву я, конечно, не узнавал: здесь все было другим. Больше половины зданий вообще не те, которые привычно видеть. Часто встречаются большие плакаты с изображением императора или забавными лозунгами типа: «Сила народа во власти императора!», «Отработай неделю бесплатно во славу отчизны!» или «Перун вам судья!». Особо меня потряс храм Василия Блаженного: его покрасили так, что я глаза вытаращил от охренения, а Ирина спросила:
— Саш, тебе плохо что ли?
— Не, нормально, — отозвался я, хотя это было полуправдой. Мне действительно стало нехорошо от того, что этот храм сей стал красным, местами в черную полоску с кое-где обозначенными золотыми звездами. Интересно, там Перуна славят или правят бал вампиры? Как бы такие цветовые решения им ближе. А вот Кремль не слишком изменился. Правда видел я его лишь со стороны Боровицкой.
С Набережной возница зачем-то свернул к Волхонке и поехал к Остоженке — явно не самый близкий путь, если наш дом находился рядом со старой усадьбой Трубецких. На месте храма Христа Спасителя здесь Святой Дом жрецов Перуна и рядом какая-то Божественная Магистратура. В общем все к чертям по-другому. У меня голова пошла кругом. Но вернемся к маленькому приключению, о котором не терпится рассказать. На Остоженке нашей колёснице преградили путь сердитые женщины с плакатами, громкими выкриками и холодной злостью в глазах.
Извозчик, чтобы не подавить их, повозку остановил, и начал уговаривать, мол, пропустите, не мешайте движению, на что те набежавшие фурии потребовали:
— Народно-женский манифест подпишите, пропустим!
Возница наш недовольно слез с козел, и у меня было время оглядеться. Сразу зацепились глаза за лозунги на плакатах: «Мы вам не шлюхи! Шлюхи — не мы!», «Мужское хамство не пропустим!», «Нет ложным богам!» и много подобного. И вишенка на торте: «Все мужики — сволочи!» — а как же без этого? Любимая женская тема во всех мирах! Я начал ржать.
— Саш, ну что с тобой происходит?! — Ирина Львовна явно не понимала моего особо восприятия Москвы.
— Прости, смеюсь с глупых надписей на плакатах, — я встал, чтобы оглядеться, пока наш кучер пытался разобраться с манифестом, который ему подсовывала какая-то шибко грамотная старушка в очках.
— Ир, можешь объяснить, что вообще тут за сборище? Что за женский бунт? — поинтересовался я, глядя за сквер, в сторону довольно внушительного здания, чем-то похожего на церковь Перуна, но с четырьмя высокими звонницами, больше похожими на минареты.
— Вы еще спрашиваете, что?! — возмутилась брюнетка в длинной черной юбке и белой блузе. — Совести у вас нет! Безобразие здесь не пройдет!
— Храму Перуна-Алладина в столице не быть! Не позволим этот срам открыть! — вторила ей другая фурия.
— Они, наверное, против открытия храма, — сообщила Ирина, о чем я и так догадался.
— Дамочка! Вы тоже подпишите! И вы молодой человек! — обратилась ко мне и Ирине какая-то прыткая сучка. — Немедленно подпишите! Манифест сегодня же отнесем Ульянову! Пусть запрещает!
— Во-первых не молодой человек, а ваше сиятельство! — возмутился я, хотя смех меня так и разбирал. — А, во-вторых, я не подпишу! Ваша никчемная бумага противоречит моим религиозным убеждениям и, тем более моральным принципам! Мне очень близки идеи Небесного Алладина!
Ирина подняла ко мне изумленный взгляд, я ей невинно улыбнулся в ответ. Как бы извиняясь посмотрел в другую сторону — на деревья в сквере, затем на кучера. Он вроде как все не решался поставить подпись на их манифесте. Сзади начали раздаваться недовольные возгласы из остановившихся за нами экипажей.
— Мужской шовинизм не пройдет! — закричала дамочка в белой ажурной шляпке, и ее подхватили другие истеричные голоса. — Не прой-дет! Не прой-дет!
В этот момент я понял, что все мы тут заигрались и пора доставать джокера, вернее использовать магию для подавления бабского бунта.
— Безбожницы! — вскричал я, быстренько активируя сразу три заготовки. — Небеса покарают вас, чертовы мегеры! Перун-Алладин все слышит! Он уже здесь!
Я вскинул руки, соединяя большие пальцы и мизинцы сразу двух ладоней. Ярко-синие жгуты разрядов ударили в нависшее над проездом дерево. Листва старой осины вспыхнула, обуглилась. С шипением и треском вниз посыпались искры. Боги, как же забавен бывает женский визг! Для пущего эффекта пустил заготовку «Горгулья» — ее могли видеть лишь несколько дамочек, стоявших от нашей повозки справа — только на них хватило силы моей массовой иллюзии. Но оказалось более чем достаточно: женский визг превратился в вопли ужаса и повальное истерическое бегство.