Жест Лицедея
Шрифт:
Лишь наш извозчик, стоял неподвижный, потрясенный у исписанного листка с манифестом, упавшего на мостовую.
— Эй, не стой столбом! — крикнул я ему. — Заводи, поехали!
Скоро наша колёсница резво двинулась дальше и свернула к мосту, которого в знакомой мне прежде Москве не существовало. О произошедшем на Остоженке следующим утром сообщали самые видные московские газеты, изрядно раздув слухи. Писали даже так, будто сам Алладин явился на шпиле звонницы и шибанул молнией по сварливым старухам. В общем, я сделал Алладину знатную рекламу.
—
— Всего лишь вразумил строптивых дам, — я взял ее ладонь и спросил то, что сейчас оказалось весьма уместно. — Ты сама как относишься к этой интересной религии. Я про Алладина Небесного.
— Не знаю, Саш. Никак, — уклончиво отозвалась она. — Но если говорить о том, что мужчинам этой веры позволяется иметь несколько жен, то это очень несправедливо. Почему женщины должны быть очередной раз в нашей истории обездолены?
— То есть, ты хотела бы, что бы и женщинам позволялось иметь много мужей? — мне снова стало смешно, однако я не подал вида.
— Саш, что за вопросы? — она отвернулась, явно испытывая замешательство.
— Нет, ты скажи? — я решительно повернул ее к себе. — Ты бы хотела, чтобы твоим мужем стал Лапин и еще я? Так?
— Если по закону? — видно Ирина испытывала кое-какое сомнение. — Пожалуйста, не мучай меня этим.
— Ирочка, ну скажи. Хотела бы чтобы я стал твоим мужем? — немного упросил я.
Она приблизила губы к моему уху и прошептала:
— Да… Мне бы точно хватило тебя одного. Больше никто не нужен, — и поцеловала меня в щеку. — Давай больше не будем об этом. Такое все равно невозможно.
— Я тебя трахну сразу как приедем, — пригрозил я.
Она ответила:
— Да…
Люблю ее «да». От нее этого «да» всегда до приятного много.
И далее к родовому особняку Разумовских мы добрались без приключений.
Еще не сойдя с повозки, я сделал вид, что наш дом узнаю и в то же время нет:
Двухэтажный, чуть поменьше анталийского, взамен более величественный с шестью полуколоннами на желтом фасаде, изящными рельефами над окнами. И, конечно, нашим гербом над входом: с двуглавым орлом на щите, скифом и поляком, его повинно держащим.
— Чего остановился? — Ирина рассмеялась. — Наш это дом, наш. Или уже герб не признаешь.
— Нет, Ириш, герб еще как признаю. Просто захотелось, минутку постоять, — сообщил я. Было полез за сигаретами, но решил не задерживать «маму» и кучера. — Кстати, Трубецких усадьба дальше по улице справа, верно?
— Нет, слева. Саш, ты вообще удивляешь. Идем, — она направилась к дубовой резной двери.
Дворецкий наш, Кузьма Капитонович, с получением багажа задержался, так что встречала господ Марфа Тимофеевна с сестрой Дарьей Тимофеевной, служившие здесь издавна еще при моем отце. Обе женщины миловидные, лет пятидесяти, худенькие и плавные в движениях, мягкие в разговоре. Еще здесь имелась горничная Зиночка, чернявая улыбчивая девица, к счастью, не в моем вкусе. Скажу вам более: я знал, что в прислуге имеется девушка двадцати лет, и очень опасался, что и на нее западу. Но обошлось — Перун миловал. Так себе она. Кстати, Зина гречанка и по наивности молится Зевсу, которого Перун по лбу молнией шмякнул. Разве не глупо?
Обед, конечно, нас ждал славный! А сколько приветственных речей было и в мой адрес, и особенно Ирине Львовне. Ясно что соскучились по ней наши служанки, и это совершенно искренне.
После обеда мы снова разошлись по комнатам. Мне моя понравилась. Точно не хуже, чем в Анталье. Двумя окнами на Оболенский переулок. Огромная кровать под синим с золотом балдахином, справа ближе к окну массивный письменный стол, дальше широкий шифоньер. С другой стороны книжный шкаф, богато уставленный книгами и большие часы, украшенные Афиной с совами. И кофейный столик здесь имелся — можно проводить винопитие, не занимая письменный стол. Над часами большая картина с сюжетом из странствий Одиссея. Вообще, я вам скажу, очень много в Российской империи переплетений с древнегреческой культурой. Так случилось со времен, как мы приросли южными землями: Пелопоннесом и всеми эгейскими островами. Оказалось, что нам их боги милы и забавны. Конечно, своих хватает, но если Перун желает натянуть Афродиту, то почему бы и нет? Вот так и срастаются культуры да всякие традиции.
Пока обживался, разглядывал книги и вещи в гардеробе, пришла «мама».
— Саш, если будешь искать, то я исчезла на полчаса — приму ванну, — сообщила она, стоя на пороге. Двери в ее две комнаты напротив моей и выходят окнами и балконом в маленький сад.
Вот интересно, про ванну на зачем сказала? Это был тонкий намек на достаточно толстое содержимое моих брюк?
— Я тебя провожу, «мам», — действительно, гляну какая здесь ванная.
— Саш, ну зачем ты опять так? — ее последние дни раздражало мое «мам».
— Ну не сердись, это же просто по приколу, — снова объяснил я то же самое.
Ванная оказалась великолепной, в том же античном стиле, что в анталийском доме. Может немного меньше по площади, зато сама ванна великолепна: вырезанная в мраморе в форме сердечка с округлыми краями и сидениями для двоих или даже четверых. А на дне приятные для взора и ступней ног рельефы из античных мифов.
— Мне тоже нужно принять ванну, — прошептал я, обнимая Ирину сзади, и она почувствовала, как встал мой член.
— Да… — сказала она, позволяя снять с нее халат.
— Ты когда-нибудь это делала в ванне? — прижимаясь сзади, я положил ладони на ее голые грудь, потирая пальцами соски.
— Нет… — она рассмеялась.
И это нечастое от нее слово сейчас слышать особо приятно.
— Мне нравится быть первым, — я тоже разделся и вошел в воду за ней.
В ласках с женщинами в ванне есть один огромный недостаток. После минета они тут же смывают семя с лица, а мне всегда хотелось смотреть на их забрызганные лица подольше.