Жестокая болезнь
Шрифт:
Он знал, где находится моя импровизированная лаборатория. Значит, наблюдал за мной, по крайней мере, пару дней, если не больше. Он проследил за мной до квартиры Блейкли. Не знаю, сообщила ли доктор Нобл своему пациенту определенные детали, или он сам выследил, но на письмо Блейкли доктор Нобл ответила не сразу же. Грейсон мог перехватить это послание. Блейкли, возможно, даже не встречалась с доктором Нобл — возможно, он и ее тоже перехватил.
Любой сценарий заключает в себе одну важную истину, которую нельзя игнорировать.
Он
Внезапно освободиться от каталки становится для меня жизненно важно.
Я должен поддержать Грейсона разговором. Я должен оставаться в сознании. Что будет непросто, поскольку я наблюдаю, как он систематически раскладывает инструменты — скальпель, электроды, шприц — рядом с каталкой. Он включает мой электрошоковый аппарат, прежде чем потянуться за каппой.
Блять.
— Я не смог бы придумать для тебя лучшей смерти, — говорит он, выбирая стержни электродов. — Ты должен гордиться, доктор Чемберс. Это все твоя заслуга. Целителю редко удается познать свои собственные методы.
Он приближается ко мне с каппой, и несмотря на то, что я знаю, что сопротивляться бесполезно, как я всегда говорю своим подопечным, во мне срабатывает базовый инстинкт самосохранения, и я борюсь с ремнями.
— Подожди… — говорю я, пытаясь задержать его. — Если ты убьешь меня, то никогда не сможешь проверить лечение на себе.
Он стоит надо мной. Что-то похожее на веселье мелькает в его глазах.
— Ты упустил вопиюще очевидный недостаток в своем плане лечения, доктор.
Я сглатываю, чтобы смочить пересохшее горло.
— Какой? — спрашиваю.
— Уловка номер двадцать два, — он давит на мою раненую руку, и я стону от боли. Засовывает каппу мне в рот и заклеивает полоской скотча. — Чтобы вылечить психопата, он сначала должен захотеть лечения. Однако без эмоциональной способности заботиться нет желания лечиться. Головоломка, которая делает твою процедуру непрактичной и бесполезной.
Грейсон смотрит на меня сверху вниз, когда приставляет электроды к моим вискам. Я впиваюсь зубами в каппу. Он не отводит взгляда, когда протягивает руку и включает ток, который бежит по моему телу.
Вызванный припадок напрягает каждую мышцу. Мое тело прижимается к каталке. Перед глазами все расплывается, дрожь сотрясает зрительные нервы. Непреодолимый позыв к рвоте обжигает пищевод, но я сдерживаю его, чтобы не задохнуться.
Сеанс может длиться всего несколько секунд, но в данный момент время — мой враг, и секунды тянутся медленно, пока боль пронзает каждую клеточку тела.
К тому времени, как Грейсон отключает переключатель, я погружаюсь в темный туннель.
Сильный удар по щеке приводит меня в сознание. Скотч срывается, и каппа падает на каталку из моего рта.
— Если твои испытуемые могут выдержать сильную дозу, — говорит Грейсон, — тогда, конечно, ученый сможет выдержать больше.
Я
— Воды, — удается прохрипеть мне.
В ответ тишина. После нескольких мучительных минут, когда я то прихожу в себя, то теряю сознание, ощущаю на лице теплую воду.
Я облизываю губы, игнорируя жжение в висках. Когда туман рассеивается, я проверяю кожаный ремень на правом запястье. Он немного ослаб от припадка.
— Так это… что, — говорю я, надеясь заставить его говорить, чтобы высвободить руку. — Наказание? Мэнский ангел пришел судить, обратить мои преступления против меня? — вырывается смех, звучащий далеко. Это он и делает — заставляет своих жертв сомневаться в себе. Бросает им в лицо их грехи, заставляет заглянуть в их собственные черные души. — Ты не можешь заставить человека страдать за поступки, о которых он не сожалеет.
Краем глаза я вижу приближающегося Грейсона. Он подкатывает мой лабораторный стул поближе к каталке и садится. Я чувствую его пристальный взгляд на своем лице.
— Мне не нравится это прозвище, — говорит он, и в его тоне звучит предупреждение. — Я здесь не для того, чтобы наказывать тебя, Чемберс. Ты делаешь это сам, тоскуя по женщине, которая тебя ненавидит, — он сардонически вздыхает. — Я наблюдаю за твоей жалкой жизнью уже три дня, и кажется, я делаю тебе одолжение, избавляя от страданий.
Упоминание о Блейкли распаляет мои нервы.
— Даже не думай о ней.
Он цокает языком.
— Нельзя так легко показывать свою слабость.
Я дергаю за ремни, и правая манжета ослабевает еще больше. Он плохо затянул ее.
— Но нет, я здесь не для того, чтобы наказывать тебя, — говорит он. — Я не настолько великодушен. Мне насрать, сколько людей ты убил или кто были твоими жертвами. Я здесь, чтобы помешать тебе устроить еще больший беспорядок.
Он листает один из моих блокнотов и переворачивает страницу, чтобы я видел.
— Мне потребовалось всего полдня, чтобы разыскать тебя. Правило первое: серийные убийцы никогда не работают по списку.
Страница, которую он показывает, — это список имен из маленькой черной книжечки Блейкли.
— Если очень опытный детектив, работающий над этими делами, свяжет тебя с этими убийствами, тогда он может связать и меня, — он закрывает блокнот. — Учитывая, что доктор Мэри Дженкинс была твоей сестрой, одной из моих жертв, это не такой уж большой скачок от одного убийцы к другому. От тебя ко мне, — его взгляд темнеет. — Пойми, я не позволю этому случиться. Мне нужно защищать не только себя, — он встает, нависая надо мной, и я замечаю шприц в его руке. Он наполнен моим составом. Я вижу это по цвету и консистенции.