Жестокая болезнь
Шрифт:
Он убирает одну руку с талии, чтобы нежно коснуться моего виска. Проводит пальцем по шраму, который он оставил там от электродов, когда шокировал меня большим напряжением, чем должен выдержать человек.
— Наши шрамы определяют нас, — говорит он, — внутри и снаружи.
Он прижимается поцелуем к шраму. Нежная боль поселяется у меня в горле, а носовые пазухи воспаляются, угрожая выпустить поток багровых слез.
— Нет таких, как ты, Блейкли. Ты настоящая редкость. Ты никогда не сможешь жить обычной
Эти слова разрывают его ментальную хватку. Я поднимаю подбородок, сглатывая от давления его руки на шее.
— Я не одна, — говорю я.
Алекс приближается, но останавливается в нескольких дюймах от лица. Застенчивая улыбка растягивается на его губах, отчего эта приводящая в бешенство ямочка на щеке становится глубже.
— Тогда почему ты спишь в моей футболке?
Мой пульс учащается.
— Чтобы не забывать о ярости.
— Или о страсти, — он слегка качает головой. — Ты правда хочешь избавиться от этого огня, который дает ощущения, что ты жива?
Я стискиваю зубы.
— Я бы вырвала это голыми руками, если бы могла.
Он проводит пальцем по моей щеке, крепче обхватывая шею.
— Ты можешь бороться с этим, можешь физически бороться со мной, но теперь ты знаешь, каково чувствовать глубокую связь. Даже если бы это было возможно, ты не сможешь вернуться в то оцепенелое состояние. Ты всегда будешь жаждать меня внутри себя.
— Боже, я чертовски ненавижу тебя.
— Тогда покажи, блять, как сильно ненавидишь.
Вызов витает в воздухе. Ожидая, когда один из нас пошевелится, подчинится и опрокинет первую костяшку домино. Разрушит стены и барьеры.
С того дня, как я убежала от пожара, я пыталась спастись от бушующих эмоций. Старалась их остановить. Похоронить. Сделать все, что угодно, лишь бы не их не испытывать.
Секс — это наркотик, и, как все наркотики, он может заглушить боль. А я так хочу лишь капельку облегчения.
Я хватаю Алекса за рубашку и тащу его вперед. Мы сталкиваемся в обжигающем аду похоти, отвращения и чистой, неподдельной потребности.
Я упираюсь лодыжками в его зад, пока мои пальцы расстегивают его рубашку.
— Ненавижу твои дурацкие очки, — говорю я, отстраняясь, чтобы спустить рукава с его рук.
— Сейчас я в линзах, — он бросает одежду на пол и стаскивает с себя белую майку.
— Ненавижу твои красивые голубые глаза.
Он сжимает в кулаке подол моей майки и стягивает ее через голову.
— А мне нравятся твои злобные зеленые глазки.
Мои руки скользят по его плечам, ногти царапают спину, когда Алекс хватает меня за задницу и стаскивает со стойки. Он целует меня, пока не перехватывает дыхание, затем опускает мои ноги на пол и поворачивает.
Я
Я закрываю глаза, чтобы не видеть нашего отражения.
— Просто сделай это, черт возьми.
Его движения замедляются. Затем, с яростным стоном, он тянет джинсы вниз и разворачивает меня, заставляя посмотреть ему в глаза.
Огонь и лед сталкиваются в глубине его глаз, безумный конфликт тоски и ярости, борющихся за господство.
Стиснув зубы, он просовывает руку мне под трусики. Ласкает, и боль пронзает изнутри, подгибая колени. Он раздвигает меня двумя пальцами, и я чувствую, какая я влажная, какие скользкие его пальцы, когда он обводит мой клитор, прежде чем засунуть их внутрь.
— Блять, — бормочет он на неровном дыхании. — Ты так течешь, когда бьешь меня…
Пламя унижения охватывает меня, и я не вспоминаю, что дала ему пощечину, пока моя ладонь не начинает болеть. Алекс облизывает губу, собирая свежую капельку крови, прежде чем обхватить меня сзади за шею забинтованной рукой и притянуть ближе.
Я протягиваю руку назад и хватаюсь за стойку, выгибая спину, пока он яростно трахает меня пальцами. Мои соски твердеют под прозрачным материалом бюстгальтера. Боль становится глубже, я вся дергаюсь, бесстыдно трусь об его руку.
Покачиваю бедрами в отчаянной потребности потереться клитором о его ладонь, и Алекс останавливается.
Я открываю глаза, встречаюсь с ним взглядом сквозь пелену похоти, которое угрожает сломать меня, если он в ближайшее время снова ко мне не прикоснется.
— Прикажи мне попробовать тебя на вкус, — говорит он, в его голосе звучит жесткое требование.
Прерывисто дыша, я встречаюсь с его пристальным взглядом.
— Нет.
Стараясь не терять рассудок, я поддаюсь нахлынувшему гневу и толкаю его в грудь, разрывая связь. Его попытка схватить меня за руки пресекается, когда я ударяю его по раненым ребрам. Протискиваюсь мимо него, уже вот-вот выйдя за дверь, но его руки обхватывают меня за талию.
Он прижимает мою спину к своей груди.
— Опять хочешь подраться?
— Иди к черту, — но я не могу отрицать свои чувства, чертовски мучительные эмоции, которые умоляют меня сдаться и отдаться Алексу, и полностью раствориться в удовольствии.
Он поднимает меня и несет обратно к зеркалу. Собрав все силы, которые у меня остались, я упираюсь ногой в стойку с раковинами и отталкиваюсь.
Изо всех сил пытаюсь высвободить одну руку и впиваюсь ногтями в его предплечье. Он натыкается на кабинку. Она трещит, а болты звякают о кафель.