Жестокая конфузия царя Петра
Шрифт:
Наезжали вельможи глядеть на царя-плотника. Пётр глаз не подымал — работал. Ему таковое любопытство было не в диковинку.
Глаза разные. Доброжелательные, восторженные, злые, заискивающие, настороженные, тупые и вовсе бесчувственные... Господи, сколько глаз! Сколько их, видящих вовсе не то, что есть на самом деле, сколько ушей, слышащих вовсе не то, что было произнесено.
А сколь судей в чужих землях! Судящих без доказательств, без свидетелей, едино по своим мимолётным впечатлениям, а всё более по ощущениям. Часто с чужих слов, искажённых
Тяжко быть царём. Великое это бремя, неподъёмное для заурядного человека. Обидно быть царём: всяк его судит...
Странно: Пётр особенно остро ощутил это бремя за плотницкой работой в Яворове.
Ловко он топором-то. Сколько голов успел отрубить — наловчился...
Топор ему более пристал, нежели скипетр...
Какой он царь? Эвон его истинное дело...
Ишь, как ладно. Вот бы так и царством правил....
Меж тем дело подвигалось. Бот уже прочно стоял на козлах, поблескивая свежестругаными боками. Да, был он крутобок, строен по морским правилам. И обещал противостоять крутой волне, что в общем-то не ожидалось.
Царица Екатерина, покинутая своим господином на всё время его корабельной прихоти, успела освоиться. Её боярышни приобрели светский лоск, благодаря зорким наблюдениям за вельможными паннами. Эти же были вышколены по-европейски, и манеры у них были самые утончённые, ибо все они бывали при королевских дворах и в Варшаве, и в Дрездене, и даже в самом Париже. Уроков не брали — приглядывались, очи и уши навострив.
Ближе всех сошлась Екатерина с супругой Григорья Фёдоровича Долгорукова. И было к тому времени в недавней служанке столько истинно царского в сочетании с истинно человечным, что княгиня Марья признала её и привязалась.
Ходили они вместе глядеть, как Царь трудится. Не глазели, а чинно прогуливались, приседая в поклоне. Царь махал им, но от работы не отрывался — торопился. Шла к концу вторая неделя его корабельной страды, хотел — а лучше сказать, горел — поскорей спустить на воду своё детище.
Бот вышел вместителен — на пятнадцать душ. Януш с сыном набивали скамьи, Пётр вытёсывал вёсла. Конечно, боту заповедано ходить под парусом, но две пары вёсел непременно должны быть на случай полного штиля. Гребцам достанется, да куда торопиться...
Торжество было назначено на ближайшее воскресенье. Весь народ, что был в имении, равно и окрестные паны, не исключая и челяди, собрался на берегу.
На мачте трепетал треугольный штандарт с петровским вензелем. Его вышила Екатерина, и то был день, когда ей пришлось отказаться от привычного «шпациренганга».
Бот стоял на салазках, в них впряглись мастеровые, слуги, кучера и весело, с гиканьем и криками, потащили-повезли к воде.
Пётр сам окрестил судно. На борту он вывел краской довольно-таки коряво: «Царица».
Всем было ясно, кто был крёстной матерью бота. Царица? Ведомо, какова. Служанка. Царская полюбовница, прихоть Петрова. Однако право великого человека на прихоть
Бот между тем торопился к своей купели. Он всё ускорял и ускорял движение — берег круто спускался к воде.
Пётр в одиночестве стоял на банке, держась за мачту! Он улыбался.
— Эй, поберегись! — крикнул он, и добровольные бурлаки разбежались в разные стороны. У самого уреза бот плавно соскользнул с салазок и грудью своей поднял волну.
— Ура, ура, ура! — восторженно завопили на берегу. — Экая царица-молодица!
«Царица» важно покачивалась на волнах. Она казалась Петру такою же надёжной, как его новая супруга. Он поднял косой парус, но он беспомощно обмяк.
Экая незадача! Да и куда пристать? Князь Радзивилл был человек степенный, весьма высоко понимавший своё фамильное достоинство, а потому не поощрявший никаких потех — ни на суше, ни на воде. Правда, он приказал в своё время устроить купальню и проложить мостки для любителей уженья рыбы. Но коли нету пристани, сгодится и купальня.
Пётр взялся за вёсла. Кабы не природная сила, в одиночку не сдвинуть бы бот.
Повелитель великой державы ещё и галерный гребец!
Экая немыслимая и невиданная картина: кто бы мог поверить, что на вёслах — русский царь...
Какую силу нужно иметь, господа, чтобы сдвинуть с места это судно.
Глядите, глядите, царь подгребает к купальне!
Господа неспешным шагом отправились к новоявленной пристани, где царь ошвартовал свою «Царицу». Предстояло торжественное освящение новопостроенного судна с последующим катанием, равно и с распитием вин и водок.
— Господа! — воззвал Пётр. — Добро пожаловать на «Царицу». Ветер поднялся, всё благоприятствует плаванию. Будем крейсировать меж островов.
— Ежели удастся, — довольно дерзко вставил Макаров.
Охотников нашлось немного. Похоже, шляхтичи не доверяли корабелостроительному искусству русского царя. Тем паче что плавать они не умели, а вода была чуждой стихией.
На скамьях разместились царица с княгиней Долгоруковой, боярышни и комнатные девушки, министры и денщики. Посадка прошла благопристойно. Пётр с силой оттолкнулся, и «Царица», слегка покачиваясь, медленно отплыла. Парус постепенно расправлялся, и вот уже ветер наполнил его.
Впервые со времени отъезда Пётр испытывал чувство, похожее на счастье. Всё дурное, всё тяготившее его — мысли о войне, худые вести от Шереметева, неготовность интендантской службы, пустые магазины, напустившиеся на него недуги, — всё-всё отошло, сгинуло и, казалось, более не вернётся.
Ровная озёрная гладь манила. И призывными загадочными приютами разлеглись вдали зелёные островки. Бывал ли кто там, живал ли зверь либо птица?..
Все на борту «Царицы» молчали точно заворожённые. То ли замкнули языки необычность и новизна происходящего, то ли опасение какой-нибудь неожиданности. Дамы опасливо смотрели то в воду, то под ноги, мужчины устремили взоры вперёд.