Жестокая конфузия царя Петра

Гордин Руфин Руфинович

«Э, да это не столь страшно, — возрадовался Шафиров. — Гораздо менее того, на что готов был пойти государь. Я многое отвергну своею волею, особенно в части бывших шведских владений. Есть и иные чрезмерности: возврат Украйны, к примеру. Визиря и его вельмож должно купить щедрыми подношениями — они станут уступчивей. Тогда и о контрибуции речи не станет».

— Мы вам, конешно, можем и Азов отдать, и крепости иные срыть, да только и вы уступите земли до Дуная, — продолжал настаивать на своём Шафиров. Андрей Иванович Остерман одобрительно кивал, слыша таковые речи своего патрона. — Что же касается господаря Кантемира да Саввы, о которых вы просите, то ведомо

нам стало, что с началом военных действий они скрылись в сопредельных странах, опасаясь вашей мести.

Визирь махнул рукой:

— Из-за двух гяуров две великие империи не станут торговаться. Рано или поздно, но они не избегнут возмездия Аллаха и карающей руки моего повелителя. Остальные же пункты останутся неизменны.

Но Пётр Павлович продолжал теснить визиря. Да, только наступать, и тогда турок мало-помалу станет уступать и уступать. Кровь его деда, мелкого еврейского купчишки, взговорила: уменье выгодно назначить цену и столь же выгодно отступить-уступить, важное в торговле, было не менее важно и в дипломации. Посему все Шафиры отличались красноречием, способностью убеждать и, схватывая всё на лету, тотчас переменять позиции в интересах дела. Знание же нескольких языков тоже было потомственным: купец должен быть многоязычен. В странствии молодого царя, поименованном Великим посольством, Пётр Павлович оказал ему важные услуги. И с той поры почти не расставался со своим великим тёзкою.

— Осмелюсь напомнить вашему визирскому сиятельству, — продолжал наступать Пётр Павлович, — что его салтаново величество прежде нас возговорил о мире чрез патриарха Константинопольского и господаря Брынковяну и посланника его Кастриота. И ваше сиятельство по наущению государя своего мира искать изволили, однако ж без должной настойчивости. Стало быть, мы с вами должны быть взаимно уступчивы.

— А что, правду ли говорят, будто царь ваш находится при армии? — неожиданно спросил визирь, уходя от неприятной ему темы о взаимной уступчивости.

Шафиров знал, что местопребывание царя туркам давно известно, но знал и другое — что его надобно скрывать. А потому он отвечал уклончиво:

— Его царское величество за войском в некотором расстоянии следует и нужные распоряжения чрез своих слуг начальствующему над ним фельдмаршалу Шереметеву пересылает.

— Ну, если следует, тогда мы рано или поздно сможем договориться, — с иронической усмешкой произнёс визирь.

— Я ваши кондиции на усмотрение его царского величества перешлю, — торопливо сказал Шафиров, внутренне морщась от необходимости отрицать совершенную очевидность, — и какова будет его высокая воля и суждение министров наших вкупе с главноначальствующим, вашему сиятельству доложу. Но могу сразу сказать: пункты о возвращении шведу отвоёванных в великих борениях славянских земель, равно и об отдании Польше славянской Украйны, его царское: величество отвергнет. А посему следует вам от них загодя отказаться. Контрибуция и нам положена: зачинал войну его салтаново величество, и мы понесли великие издержки. В случае же уступчивости вашего визирского сиятельства смело могу посулить щедрое вознаграждение собольими да куньими мехами, драгоценными каменьями и златом вам и ближним вашим.

И Пётр Павлович плавным жестом приложил руки к сердцу и ко лбу в знак того, что обещание его свято.

— Да и к чему, скажите на милость, вам шведа довольствовать, коли от него никакой корысти империи вашей нет и не предвидится? Один расход и одни неприятности...

По лицу визиря Пётр Павлович тотчас догадался, что попал в точку: как видно, Карл

с его непомерными претензиями изрядно поднадоел туркам. Вдобавок ни одно из его обещаний не было выполнено. Из Померании шведское войско так и не выступило против русских.

— Да, это так, — живо согласился визирь. И неожиданно признался: — Этот король мне в великую обузу, от него терплю одни неприятности и грубости. И светоч правоверных его величество султан, да продлит Аллах его дни, склонен поскорей от него избавиться... Я обещаю тебе снять те требования, которые твой царь отвергнет. Ибо к чему требовать то, на что заведомо не будет согласия.

— Мудрые слова, великие слова, — подхватил Шафиров. — Слова истинно государственного мужа. Я передам их его царскому величеству, дабы он смог сполна оценить ум и прозорливость вашего сиятельства. И умножил награждение, и без того щедрое, вашему сиятельству, ибо мой государь щедр к мудрым даже на неприятельской стороне.

Они расстались, полные благожелательства друг к другу. Пётр Павлович был окрылён. Тех, страшных, уступок турку, на которые вознамерился было пойти царь, не будет. Похоже, ему удастся выторговать милостивый мир. Кондиции ещё не подписаны, турок неверен и ненадёжен, в последний момент он может неожиданно заупрямиться. И всё же Шафиров был отчего-то уверен, что ему удастся переговорить визиря и задарить его присных.

Визирь предложил Шафирову гостевой шатёр: за долгими разговорами и спорами июльский вечер сгустился и уже-высветлились на небосклоне первые вестницы ночи — самые яркие звёзды.

— Заночуем у визиря под боком, всё равно что под Богом, токмо мусульманским, — обратился он к своему штату. — Авось здешний сон на что-нибудь и надоумит.

В чужом стане — не в своём: не по себе. Но ничего не поделаешь. Участь переговорщиков в турках — тёмная участь. Вон посла Толстого уж скоро год в заточении держат в Семибашенном замке. И неведомо, что может прийти в голову фанатичному басурманину с его странной верой.

Только расположилась, в шатёр ввели Павла Ягужинского, бывшего царёва денщика, произведённого в генерал-лейтенанты безо всяких военных заслуг. К туркам он явился под образом офицера, присланного фельдмаршалом с поручением к посольству.

Запахнулись в шатре, Ягужинский открылся:

— Государю не терпится узнать визирские кондиции, и просил он со мною немедля отписать либо на словах сказать.

— Скажу на словах: пущай его царское величество не переживает: мир будет составлен без нестерпимого убытку, в сколь можно лучшем виде. Так и доложи. Сколь времени уйдёт на трактование, заведомо сказать не могу, но как только закончим, немедля прибуду с докладом.

— Так и доложу, — Ягужинский весь засветился, кликнул стражу, и его проводили за позиции.

— Спать, господа, спать, — сказал Шафиров и широко, с оттяжкою зевнул. — Голь мудра, берёт с утра. Утром нехристь долго спать не даст.

Глава шестнадцатая

ИСХОД

Благословен тот, который, если пожелает,

устроит вам лучшее, чем это, — сады,

где внизу текут реки, и устроит тебе замки.

Коран, сура 25