Жестокие игры
Шрифт:
– Нет.
Грохот, кто-то убегает… Эдди прислушалась.
– Вот опять.
– Это какое-то животное, – предположил Джек. – Ты же в лесу живешь.
Она отстранилась. Он схватил Эдди за руку и застонал, когда она встала с его колен. Выглянув в окно, она увидела только освещенный луной край качелей.
– Ничего.
– Тогда взгляни сюда. – Джек встал, поправляя натянувшиеся джинсы, и обнял Эдди. – Наверное, еноты. Может, поднимешься наверх, а я пока от них избавлюсь?
– И пропустишь финал викторины? – поддразнила Эдди.
– Никогда! – с серьезным видом ответил
У Джиллиан из головы не шел Джек. Она в сотый раз прокручивала воспоминание о встрече у закусочной, проигрывала различные сценарии, словно слайд-шоу: слова, которые должна была произнести, поступки, которые должна была совершить. Представляла, как Джек хватает ее и целует до крови. И каждый раз, когда она вспоминала, что он обращался с ней, словно с ребенком, в животе все сжималось. Она начинала плакать, снова и снова, а мгновение спустя что-то бессвязно бормотала, испытывая непреодолимое желание еще раз получить возможность доказать ему, что она уже не маленькая.
Отец целый вечер следил за ней, как стервятник, а потом отправился на пробежку, заставив поклясться, что она не выйдет из дома.
Она топила печаль в чувствительных балладах Сары Маклахлан и покрывала ногти кроваво-красным лаком, когда зазвонил телефон. Это была Уитни.
– Джил, во сколько сегодня?
Джилли вздохнула. Ей не хотелось разговаривать с подругой. Сейчас ей нужно было придумать, как заставить отца ослабить свой чертов контроль, чтобы она могла показать Джеку, от чего он отказывается.
– В смысле?
– Встречаемся.
– Встречаемся?
– Могу поклясться, что у меня в календаре отмечено тридцатое апреля.
Джиллиан осенило.
– А-а, Белтайн… – вспомнила она.
– Как ты могла забыть?!
Не то чтобы она забыла, просто ее сейчас больше заботил Джек. Их шабаш планировался в лесу за кладбищем, у цветущего кизила. Мэг должна была принести осмол для костра. Уитни было дано задание приготовить мешочки с травами, чтобы развесить их на дереве в качестве подарка для Бога и Богини. А Челси должна была придумать, как украсить майское дерево. Джилли отвечала за угощение, которое они должны были разделить с богами.
Отец убьет ее, если она покинет дом.
Ее взгляд остановился на маленькой керамической вазе, которая когда-то принадлежала матери. В ней стояли веточки ивы, но без воды, и лежала пробирка с атропином, которую Джиллиан вынесла из лаборатории.
– В одиннадцать, – сказала она в трубку. – Встретимся на месте.
Они напали сзади. Не успел Джек выйти из крошечного пятачка света, который отбрасывал висящий над дверью фонарь, как его схватили, заломили руки и стали бить по ребрам, в живот, по лицу. Во рту появился металлический привкус, рот наполнился кровью. Он выплюнул ее в нападавших. Он пытался разглядеть их, но у всех были натянуты на глаза вязаные шапочки, а лица замотаны шарфами до самого носа. Единственное, что смог запомнить Джек, – это море черного, чьи-то руки и накатывающие волны злости.
Эдди причесалась, брызнула духами на запястья, колени и пупок. Джека долго не было, даже странно. Время от времени она слышала грохот. Если это еноты, то их там не счесть.
Она подошла к окну спальни и отдернула тонкую занавеску. Для восьми вечера было слишком темно, и сначала она вообще не увидела Джека. Потом в желтом луче света, который отбрасывал фонарь на крыльце, показалась нога. Локоть. И наконец мужчина, одетый в черное, руки в крови.
– Джек! – задохнулась она и потянулась за ружьем, которое хранила под кроватью.
Эдди воспользовалась им лишь однажды: чтобы застрелить бешеного енота, который разгуливал по двору, где играла Хло. Она зарядила ружье, поспешила вниз, рывком распахнула входную дверь и выстрелила в ночное небо. Нападавшие обернулись на звук и врассыпную бросились в лес за домом.
На земле бесформенной кучей неподвижно лежал Джек.
Эдди отшвырнула ружье, кинулась к нему и осторожно перевернула.
«Боже мой, – подумала она. – Что они с тобой сделали?»
Джек закашлялся, его губы растянулись в улыбке, обнажая окровавленные зубы. Он попытался сесть, болезненно морщась от прикосновений Эдди.
– Нет! – сквозь зубы произнес он единственное слово, но от него померкли звезды. – Не-е-ет!
Его крик примял молодую траву, растущую вдоль подъездной аллеи, и разогнал сиреневые облака. От его крика вздрогнула луна.
– Джек! – попыталась успокоить его Эдди.
Но крик становился все громче, пока не накрыл Сейлем-Фоллз словно колпаком, и люди, живущие на противоположном конце городка, вынуждены были закрыть окна, в которые залетал теплый ночной ветерок, чтобы не слышать этого вопля боли.
Меньше всего Джилли хотела отравиться. В конце концов в четверть девятого она зашла в Интернет в надежде найти правильную дозировку атропина. Всем известно, что сейчас с помощью Всемирной паутины можно собрать даже бомбу. Пара пустяков найти дозу галлюциногена, от которой можно заторчать.
Пока загружались страницы, она красила ногти – каждый очень медленно, чтобы иметь возможность просматривать ссылки одну за другой в поисках специальных журналов, где бы упоминались белладонна и сульфат атропина. Наконец она набрела на сайт, где была приведена дозировка для взрослых. В таблетках по 5 миллиграммов. Чтобы расширились зрачки – 1/50,000 грана. [v] Чтобы поймать кайф – от 1/20 до 1/100 грана.
[v]Единица массы =0,0648 г.
Джилли нахмурилась. Большой диапазон. Если ей самой нужно 1/20 грана, то Уитни, которая намного субтильнее, хватит и 1/100?
Вновь зазвонил телефон.
– Джилли, – раздался голос отца, – я просто хотел удостовериться, что ты дома.
– Ты хочешь сказать, проверить меня?
– Не сердись, дорогая. Ты же понимаешь, почему я беспокоюсь. Ее сердце бешено забилось в груди.
– Разве ты не на пробежке?
– Только что закончил, скоро буду дома.