Жестокие игры
Шрифт:
Челси зарделась.
– Он не такой…
– Правда? Тогда расскажи нам, какой же он. Ты столько времени проводишь с ним, что я начала думать: ты приведешь его с собой. Именно так нужно поступать, когда дрессируешь щенка, верно? Не спускать с него глаз?
– Джилли… – одернула ее Мэг.
– Давайте вызовем мужчину, – предложила Уитни. – Мы просто завидуем. Правда, Джилли?
Но Джиллиан молчала. Подружки переглянулись, не зная, как поступить, что сказать.
– Мы никогда не сойдемся во взглядах на то, кого вызывать, – поспешно
– Итальянцы, – поправила Мэг. – И они не коренастые.
Наконец Джиллиан улыбнулась. Остальные пытались этого не показывать, но в душе вздохнули с облегчением. Это была Джилли, которую они знали, Джилли, которую любили.
– Может быть, если мы будем хорошими ведьмочками, Бог с Богиней преподнесут нам подарок.
Она подошла к сосне, растущей рядом с кизилом. Одному богу известно как, но Челси удалось прицепить длинные ленты на ветки метрах в трех над землей. Джиллиан взяла серебристую ленту и провела ею по груди, животу, бедрам, потом изогнула спину. Остальные зачарованно смотрели на нее. Вызывать духа – это одно, но совсем другое дело видеть, как подруга превращается в сирену, словно делала подобное сотни раз.
– Сейчас, – негромко произнесла Джилли, – будем праздновать.
Эдди проснулась. Ее щека лежала на подушке Хло. Было так приятно видеть лицо дочери, ее развевающие волосы… Она коснулась рукой ветхого белья, представляя, что под ее пальцами нежная кожа Хло.
«Это не она».
Она настолько явственно услышала эти слова, как будто Джек произнес их вслух. Мысль – словно граната, несущая разрушения. Еще больше злило то, что он не шел из головы, хотя она упорно пыталась думать о Хло. Она старалась, чтобы эти воспоминания всплыли на поверхность, но перед глазами стояли лишь последние события: Джек, обнимающий ее за талию; Джек, поднимающий голову, когда режет перец на кухне; Джек, медленно растягивающий губы в улыбке. Правда заключалась в том, что – хотя в такое трудно было поверить! – Эдди сама не понимала, как это произошло, но она больше не представляла свою жизнь без Джека. В отличие от жизни без Хло.
Расстроенная, она бросила белье на кровать и вышла из комнаты. Внизу она автоматически коснулась висевшей на стене маленькой фотографии Хло – она так поступала каждый раз, когда поднималась или спускалась по лестнице, словно прикасалась к мезузе. [vi]
И в этот момент она поняла, что сказала неправду.
Возможно, Джек никогда не заменит ей Хло. Но – видит Господь! – он важен для нее, как и дочь.
Эдди опустилась на нижнюю ступеньку и уткнулась лбом в колени. У нее забирали последнего человека, которого она любила. И сейчас, когда ей выпал второй шанс, она должна крепко ухватиться за него, обеими руками.
[vi]Прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи ритуально кошерного животного, содержащий часть текста молитвы Шма.
– Я люблю его, – пробормотала она, и слова зазвенели, будто пригоршня новеньких монет. – Люблю его. Люблю.
Эдди резко встала. У нее закружилась голова и все занемело, как у ракового больного, которому только что сообщили, что болезнь отступила. В некотором смысле это было то же самое: узнать, что сердце, которое она считала безвозвратно разбитым, каким-то образом ожило. Она глубоко вздохнула и ощутила его: каждая частичка ее души, которая опустела после смерти Хло, теперь была наполнена мыслями о Джеке.
Она должна его найти. Должна извиниться. Эдди сунула ноги в сабо, накинула куртку. Она была уже на полпути к двери, когда остановилась. Потом со смирением человека, приговоренного к газовой камере, она поднялась по лестнице.
В комнате Хло она собрала постель и сложила ее в тугой сверток. Она несла его перед собой, вспоминая, каково это – держать младенца на руках и носить по ночам, успокаивая колики. Она положила простыни и наволочки в стиральную машину, добавила порошок и повернула ручку.
Из недр стиралки пахнуло свежестью «Тайда».
– Прощай, – прошептала Эдди.
Амос Дункан не мог заснуть.
Он сел на кровати и включил свет – бессонница в конце концов взяла верх. Он знал, что ведет себя смешно. Он чересчур опекает свою дочь. Неоднократно он слышал, как местные кумушки судачили о том, какое несчастье, что он не женился второй раз, хотя бы ради Джиллиан. Но Амос не встречал женщины, которая значила бы для него больше, чем дочь. Разве это трагедия?
На часах одиннадцать вечера. Фильм, который она собиралась смотреть, скорее всего, закончится через полчаса. Джилли разумнее было остаться ночевать у Сакстонов, потому что кинотеатр, как и все остальное, находился в противоположном конце города. К тому же Чарли, вероятнее всего, спит с пистолетом под подушкой. Насколько знал Амос, его жена тоже. И даже такой идиот, как Джек Сент-Брайд, не станет связываться с семьей детектива.
Джиллиан в надежных руках.
И все же в половине двенадцатого Амос оделся и поехал к дому Сакстонов, чтобы забрать дочь домой.
Джек трижды пытался вытереть рот ладонью, но каждый раз промахивался. Он рассмеялся. Хохот перерос в икоту, и ему пришлось сделать еще один большой глоток виски, чтобы унять спазм. Но когда он перестал икать, то уже не смог вспомнить, что же его рассмешило. Он откинулся на стуле и с прискорбием обнаружил, что спинки у стула нет. Следующее, что Джек помнил: он смотрит в потолок, вытянувшись на полу.
– Рой! – заорал он, хотя тот сидел рядом. – Рой, кажется, я напился.