Жестокие истины (Часть 1)
Шрифт:
– А ты что?
– Я на двор, от греха подальше, к коням своим ушел. Да только без толку! Гляжу - выходит подольник. Обмочил забор, как кобель, и - шасть ко мне! И мечом мне плашмя промеж лопаток как даст! Я свету не взвидел, до сих пор горит! А этот, подольник, спрашивает: что, мол, везешь, мужик?
– Ну, а ты?
– Овес везу, господин хороший. Он мне, подлец, улыбнулся этак хитро и говорит: вези-вези, мол. Овес нам пригодится!
– Брешешь!
– Могу спину показать!
– обиделся рассказчик, - Я потом спросил у хозяина: кто такие? А он мне: Великий Посол с Низа едет. Видали мы таких послов
– Точно - подольники? Может, воры!
– сомневался второй.
– Что я, подлольников ни видал?
Элиот стоял, облокотившись на какой-то прилавок, и мог видеть, как потемнело лицо седоватого торговца. Именно лицо это убедило Элиота в том, что на них надвигается нечто огромное и неизбежное. Уверенность в том крепла в душе Элиота с каждой минутой; но если бы кто-либо спросил его, почему он так думает - он бы не смог ответить. Почему дождь мокрый, а огонь горячий? Ответов на подобные вопросы не существует.
Точно во сне Элиот покупал спаржу, медвежью желчь в крошечной плошке, новые сапоги для Аршана. Он забыл, что так любил торговаться, и расставался с деньгами с легкостью, совершенно ему несвойственной. Сейчас любой воришка мог бы без хлопот срезать с его пояса кошель, и он ничего бы не почувствовал. А у Восточного выхода случилось то, чего и следовало ожидать: плотно сбитая толпа оттерла Элиота от Аршана, и в "Добрый Кравен" ему пришлось возвращаться одному.
Но в гостиницу Элиот попал только к ночи. Когда он добрался до Портовой улицы, дорогу ему преградила толпа, застолбившая обе ее стороны. Кравники были чем-то взбудоражены и громко переговаривались:
– Кого ждем, граждане?
– Никак, посол из Терцении пожаловал...
– О! Подол опять зашевелился!
– Видал я эти подолы! У наших баб не хуже!
– Ты тиш-ше, тиш-ше, чего разорался?
– Не Подол главное - а то мохнатое, что под подолом хоронится!
– Может, Ангел послабление даст? Без зерна пропадем...
– Мне кум вчера в кабаке говорил по тайному делу: война будет!
– Захлопнись, дурак!
– Вот бы сейчас в Рожок дунуть на раз...
Ворочалась, гудела толпа, как сердитый пчелиный рой. Тревожные и невнятные слова плавили кравенские умы. Никто не знал - в чем причина волнения, и оттого волновались еще больше. Вдруг кто-то крикнул дурным, петушиным голосом:
– Едут, едут!
Толпа качнулась вперед, словно единый организм. Элиоту с высоты своего роста хорошо видна была показавшаяся кавалькада, но согнутый в дугу старичок, стоявший рядом, ничего не видел, и поминутно дергал парня за рукав:
– Чегой-то там, малец... ну, чегой-то?
Мимо Элиота двумя рядами ехали закованные в вороненую сталь гвардейцы. Императорская гвардия славилась парадами; поступь рослых коней была тяжела и уверенна, слитное - гррум! гррум! гррум!- падало в толпу, как камень в воду. Лошадиные подковы высекали в брусчатке мостовой искры. Гвардейцы со своей высоты поглядывали на притихшую толпу и самодовольно накручивали усы. За гвардейцами шел обоз: у Элиота в глазах зарябило от обилия трепещущих флажков и лент. Вот проехала последняя подвода, показалась свита, и в середине ее посол.
Элиот качнулся на ногах, но всё же устоял. Медленно развеялась обморочная тьма перед глазами, но давящая боль в затылке осталась. Элиот впился глазами в посла, дрожа от возбуждения. Ну да... точно: он! Те же отвислые книзу щеки, те же тяжелые мешки под глазами, тот же ротик в виде куриной гузки... Он не ошибся! Облаченный в синие имперские одежды, по Портовой улице проезжал господин Луами, жандарм Верхнелиннского округа, собственной персоной! То есть, теперь это был не жандарм, а сам Великий Посол, именем Ангела и волей божьей...
– Чегой-то там творится?
– в очередной раз спросил старичок.
– Посол!
– не глядя на него, сказал Элиот, - Надо же, вырядился, как шарманщик!
– Ну?
– удивился старичок, - Вот не думал, что когда-нибудь подольского посла увижу!
Элиот вдруг рванулся за процессией, но толпа удержала его:
– Куда, головастик? Стой смирно...
Он выбрался из толпы и, касаясь мостовой только носочками ног, помчался на соседнюю улицу. Конечно, посольство направлялось на Общинную площадь больше некуда. Он поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как синяя мантия скрылась в дверях ратуши. Гвардейцы и обозники не спеша располагались прямо на площади: расседлывали лошадей, стаскивали с возов грузы, и даже уже волокли откуда-то дрова для костра. Кривоногие кавалеристы сошлись около Рожка и делились своими замечаниями, похохатывая. Элиоту ничего не оставалось больше, как ждать. Но до самой ночи он так ничего и не выждал: пришлось, несолоно хлебавши, возвращаться в "Добрый Кравен".
Тем временем, в кабинете головы велись трудные переговоры.
– Но вы же понимаете, ваша милость, что мы должны знать о цели вашего визита! Какие могут быть переговоры, когда неизвестен их предмет?
– говорил Сильво Персон, подпрыгивая от избытка чувств, словно воробышек.
– Я уполномочен держать речь только перед Общинным собранием, - отвечал холодно Луами, - Только Общинному собранию будет зачитано послание милости и волей божьей Ангела.
– Ах-х, как же трудно с вами говорить! По нашим законам вас должен сначала выслушать Малый Совет!
– Я уже сказал то, что должен был сказать вам, ваша милость!
Сильво Персон не выдержал и обрушился в кресло. Но через секунду вскочил, подбежал к двери и крикнул кому-то:
– Принесите мне пива, в горле пересохло!
Великий Посол, уложив на высокий воротник подбородок, надменно следил за головой.
– Почему Империя закрыла нам хлебную торговлю?
– крикнул Сильво Персон ему в лицо, подбежав вплотную.
– Не имею на этот счет никаких указаний.
– Каковы ваши требования? Чем вас не устраивает Договор от семьдесят пятого?
– продолжал допытываться голова, брызжа слюной.
– Требование одно: созвать народ...
– А если Совет откажет вам в этом?
– В таком случае, - нагло жмурясь прямо в лицо Персону, ответил Луами, я имею приказ милости и волей божьей Ангела немедля отбыть обратно!
Сильво Персон как-то сразу утратил свою воинственность и неуверенно почесал больную руку.
– Так серьезно?
– хмыкнул он.
– Именно так!
Появился служка с кружкой пенного пива, испуганно покосился на посла и подал пиво голове. Тот сделал внушительный глоток, вытер верхнюю губу, и сказал: