Жестокий роман. После
Шрифт:
— Мам, у нас теперь свой парк, — говорит Микки. — Веришь? Большой парк. Очень большой. И только наш.
Мой мальчик сияет от счастья. Разводит руки в стороны, показывая размеры парка. В его черных глазах вспыхивает восторг.
— Там фонтаны, — прибавляет Микки. — Вот такие!
— Марат сказал, мы можем играть там, — заявляет Бекки. — Сколько захотим.
— Прятаться нельзя, — вздыхает сын.
— Да, — кивает дочь. — Прятаться он нам запретил.
Дети поглядывают на Марата. С интересом. Без намека на страх.
Обычно мои дети реагируют иначе. Не доверяют посторонним людям. Они открытые, общительные, но четко ощущают черту и никогда не пойдут за незнакомцем.
Даже в благополучных районах случаются темные истории. Похищения среди бела дня. Поэтому мы с Бьорном воспитывали малышей так, чтобы никаких проблем с безопасностью не возникало.
У нас свои правила. Мы оба слишком хорошо знали сколько в окружающем мире зла, как легко можно попасть в ловушку.
Наши дети и так достаточно пережили. К счастью, тогда они еще были слишком малы, чтобы сохранить чудовищные воспоминания. Если какие-то фрагменты и остались, то воспринимались как размытые тени. Во всяком случае, хотелось в это верить. Есть вещи, которые нужно вычеркнуть, иначе не сможешь двигаться дальше.
Марат ловит мой взгляд и усмехается.
“Ну что, вычеркнула меня? Справилась?” — будто спрашивают его черные глаза.
Перевожу взгляд на Микки.
Они похожи. Глупо отрицать. Но это же только внешность. Если судить по ней, то Микки похож на любого другого темноглазого брюнета. И такое сходство никак не является подтверждением отцовства.
— Охрана не могла нас найти, — продолжает дочка, и в ее голосе улавливаю ноты гордости. — Мы просто сделали, как ты нас учила, мам.
— Хорошо, — улыбаюсь.
— Что хорошего? — хмуро спрашивает Марат. — Их только под вечер нашли. После этого я велел установить больше камер. Детей нельзя оставлять без присмотра.
— Но иногда прятаться можно, — пожимаю плечами. — И нужно.
Марат ничего не говорит, но видно, что хочет сказать многое. При детях сдерживается. Даже странно. Когда он научился настолько хорошо себя контролировать?
— Это игра, — добавляю.
Вдалеке слышится лай.
— Ой, мам, щенки! — выпаливает Бекки. — Пойдем, мы тебе покажем.
— Марат принес нам щенков, — говорит Микки.
— Их два, — оживленно продолжает дочка. — Брауни и Снежок. Как в том мультике. Помнишь? Они такие классные.
Марат забрал детей практически сразу. Мой план скрыть их провалился с треском. Единственное, что радует, — они не у Хагена.
Но это слабое утешение.
Мы в Мексике. Уже это заставляет нервы искрить. Моим детям не нужно здесь быть. Даже если вокруг высоченные стены и куча охраны. Здесь никто из них никогда не окажется в безопасности.
Радость затапливает меня, когда мои малыши рядом. Безотчетная радость. Бесконтрольная.
Но и тревога
Дети показывают мне щенков. Взахлеб рассказывают о том, как выбирали для них имена. Пушистые комочки мотаются вокруг нас. Лают, подпрыгивают, играются.
Рыжий оказывается “Брауни”, а белоснежный — “Снежком”.
Марат следует за нами. Остается рядом. Наблюдает, не выдавая ни единой фразы. Мрачная тень за спиной. Физически ощущаю его, а дети не показывают и намека на беспокойства. Присутствие постороннего мужчины не вызывает у них вопросов.
— Марат наш друг, — заявляет Микки.
Окончательно ставит меня в тупик.
— Когда вы успели подружится? — спрашиваю мягко.
— Мы говорили по видео, — говорит дочка. — Когда нас забрали. Марат сразу нам позвонил. Объяснил все. Он классный.
Рассеянно киваю и тянусь, чтобы погладить Снежка. Очень стараюсь ничем не выдать свои эмоции. Щеночек укладывается на спину, подставляя мне живот.
Брауни тявкает. Тыкается мордочкой в мою руку.
— Мам, знаешь, так странно, — вдруг протягивает Бекки и замолкает.
— Что такое, родная?
— Здесь мы как будто дома, — вздыхает она. — Но это же не наш дом. И я скучаю по папе. Где он?
— Работает, — сглатываю. — У него новый проект.
— Он приедет к нам? — спрашивает Микки.
— Еще не знаю, — улыбаюсь. — Может, мы сами поедем к нему, милый.
Малыши обнимают меня, а я смотрю в сторону и сталкиваюсь с потемневшим взглядом Марата. Он явно такие идеи не одобряет.
— Вам обедать пора, — вдруг заявляет мой бывший муж.
Безумие продолжается.
Когда мы оказываемся вместе за одним столом, вижу, как Марат общается с детьми, и мне не верится, что это действительно он.
Такое чувство, будто он и правда умеет общаться с детьми. Знает, как установить контакт. Разбирается в нормальных человеческих отношениях.
Но это не так. Это не так!
На моем лице настолько явно написано удивление, что когда дети уходят снова поиграть со щенками, Марат прямо спрашивает:
— Чем ты так удивлена?
— Ничем.
— Я умею обращаться с детьми, Вика, — говорит он. — Вспомни, сколько у меня братьев.
— Пожалуйста, не сравнивай, — бросаю, поморщившись.
Его безумные братья. Один “лучше” другого. Пожалуй, самым нормальным выглядел старший. Джон. Но он, черт побери, держал свою девушку на цепи, причем так, что у нее остались шрамы. Уродливые белесые шрамы. До сих пор помню.
Возможно, их отношение были еще более больными, чем наши. Не важно. Плевать. Стоит только начать размышлять — воротит. Не хочу никакой связи с его проклятой семейкой.
— Ты должна сказать ребенку правду, — холодно произносит Марат. — Или я сам это сделаю. Не вижу смысла ему врать. Пацан называет отцом чужого мужика. Пора с этим дерьмом завязывать.