Жестокое милосердие
Шрифт:
— Нам нужно сделать две вещи, — словно вовсе не услышав моих слов, продолжает Дюваль. — Устроить герцогине замужество, добыв таким образом могущественного союзника, и короновать ее наконец. И тому и другому мешает присутствие французского посланника при дворе. Что, кстати, тебе известно о претендентах на руку Анны? — спрашивает он неожиданно.
— В основном что ее выставили точно приманку для всех христианских властителей и уже пообещали едва не половине из них.
Дюваль кривится в горькой улыбке.
— Образно, но точно, — говорит он. — И решительнее всех требует соблюсти обещание
— Почему? — спрашиваю я, движимая искренним любопытством.
Он с удивлением глядит на меня:
— Но ты же видела графа.
Я возражаю:
— Лишь мельком. Вчера на дороге его так плотно окружала челядь, что я не успела разглядеть. Толстяк на взмыленной лошади.
— Вот именно. Он и с женами своими обращается примерно так же. Оттого и меняет их чуть ли не чаще, чем лошадей.
В памяти у меня кое-что всплывает.
— Их было шесть, — вспоминаю я уроки сестры Эонетты. — Он женился уже шесть раз, приобретая таким образом все новые владения и богатства.
Дюваль снимает с доски черного рыцаря и хмуро разглядывает фигурку:
— Вот и я думаю, что герцогиню ничего хорошего с ним не ждет.
— Ты о чем?
— О том, что женщинам вообще тяжко даются супружеские обязанности и деторождение… особенно с таким мужем, как д'Альбрэ. А еще я крепко подозреваю, что именно ему мы обязаны нашим последним военным поражением от французов.
— Погоди, но разве д'Альбрэ не прибыл к нашим на помощь с четырехтысячным воинством?
— Прибыл. Только вместо того, чтобы ударить во вражеский центр, болтался в тылу. Да, сражение было довольно-таки беспорядочным, но только ли в том причина?
Некоторое время я молча обдумываю услышанное. В самом деле, жених не самый завидный.
— Ну а другие претенденты на ее руку? Помимо д'Альбрэ?
Дюваль ставит рыцаря обратно на доску:
— Испанский принц в настоящее время тяжко болен, ему не до женитьбы, хотя его царственные родители и сулят нам армию в пятнадцать тысяч человек. Английский принц пропал из своего замка пять лет назад, его самого бы найти, не то что женить. Еще двое и вовсе связаны браком, хотя и упрашивают папу римского разрешить им развод. Таким образом, остается лишь император Священной Римской империи. Это достойный человек и добрый правитель, он крепко удерживает и империю, и германские земли. Увы, он погряз в собственных войнах и не может ничем нам подсобить. К тому же, вздумай мы просватать Анну за императора, Франция увидит в этом прямое объявление войны, и мы с ног собьемся, защищая достигнутый союз.
— Поэтому мы и обратились к Англии за подмогой.
Он кивает:
— Вот именно.
Я рассматриваю шахматную доску. Да уж, герцогине не позавидуешь!
— Прямо осада, — вырывается у меня.
— Боюсь,
Когда он вновь поднимает глаза, они кажутся мне почти черными.
— Это ты, — произносит он. — Могу я в самом деле рассчитывать на твою преданность герцогине?
— Конечно, мой господин, — отвечаю я тихо, не желая показать тот пыл, которым неожиданно наполнили меня эти слова.
«Да не во мне дело! — сердито напоминаю я себе. — Сам вперед докажи, что не надумал изменить герцогине!»
Вслух я, конечно, этого не говорю. Я смотрю на доску, гадая, какое место на ней Дюваль приберег для себя.
ГЛАВА 18
Меня окружает толпа женщин, которые болтают и суетятся, точно стайка гусынь. Они бесконечно растягивают, подворачивают и разглаживают платье, подгоняя его по моей фигуре. Больше всего мне охота заорать страшным голосом, вырваться и удрать, но я стою неподвижно, слежу за тем, как в окошке удлиняются тени, и гадаю, что бы сказали все эти клуши, узнай они, что я намерена прятать под этими пышными юбками и замысловатыми рукавами!
Не может быть! Луиза окончательно одергивает мой наряд, отступает в сторонку и восхищается:
— Да ты просто прелесть, барышня!
Морщины на ее лице складываются в теплую улыбку.
Юная Агнез заламывает руки, словно в молитве:
— Никогда еще не видела такого чудного платья!
Хочется прекратить эти глупые излияния, но я щупаю тяжелую парчу и понимаю, что они правы. Я понятия не имею, где портнихи раздобыли это платье и кому оно изначально принадлежало, но теперь оно и вправду стало моим. Пришлось даже напомнить себе, что убийце не к лицу тешиться безделушками и мишурой, необходимыми для служения.
Да, но ведь и рыцаря радует прекрасный новый доспех…
— Ну-ка, тащите большое зеркало из хозяйских покоев, — велит подручным Луиза.
— Нет необходимости, — говорю я ей. — Я вам полностью доверяю.
— Фи! — отмахивается она. — Только посмотри, до чего ты в нем хороша!
Похоже, домоправительница смертельно стосковалась в особняке без хозяйки. Еще я знаю теперь, что ей известно о ночном визите Дюваля. Более того — она душевно рада. Луиза с таким вкусом переживает наш якобы роман, что жалко разочаровывать ее, и я молчу.
Агнез возвращается в комнату. Две другие служанки помогают ей нести тяжелое зеркало. Его устанавливают у стены, и Луиза подводит меня к нему, взяв за руку.
— Вот! — произносит она с торжеством.
— Ну как? — Агнез так и скачет от радостного волнения. — Вам понравилось, госпожа?
Я медленно поворачиваюсь к своему отражению… и в первый миг сама себя не узнаю. Полно, да я ли это вообще? Мои щеки никогда не цвели таким волшебным румянцем. А еще это платье цвета вечерних сумерек что-то сделало с моими глазами, придав им небывало глубокую синеву. На меня вдруг нападает желание подхватить юбки и покружиться, просто чтобы посмотреть, как будет двигаться ткань. Чепуха какая. Я хмуро отворачиваюсь от зеркала.