Жестокое перемирие
Шрифт:
– В клещи хотят взять, – заявил Андрей и скрипнул зубами. – Думают, что мы их не видим. Один пристроится сзади, другой будет ждать по фронту. Очевидно, укропы знают, как можно перерезать нам путь. На эту примыкающую дорогу нам лучше не соваться. В Прохоровке враг. Зимин, продолжать движение, вперед! – решился он. – Въезжаем в лес. Есть план.
Идея была сырой, ненадежной, но другой не имелось. Машина плохо слушалась руля, ее сносило то влево, то вправо, захлебывался двигатель. Но пока она шла.
Андрей излагал инструкции четко, чтобы
– Про тех, что в тылу, пока забываем. Они будут тащиться сзади, на рожон в первые минуты не полезут. С теми, что по курсу, сложнее. В данный момент они впереди, давят кустарник, сокращают расстояние с дорогой. Мне видятся два варианта развития событий. Первый: БТР оседлает дорогу и будет ждать. Второй: укропы сразу бросятся навстречу нам. Тут уж как повезет…
Чаща леса снова накрыла машину. Дорога перестала петлять, прорезала лес как стрела.
Черные мысли лезли в голову Окуленко. Он дрожал от нетерпения, от злобы, сердце сжималось от отчаяния из-за погибших товарищей. Но капитан гнал прочь все ненужное, мысленно прикидывал пройденное расстояние, ставил себя на место противника. Силовики уже где-то рядом. Лучший вариант для них – броситься навстречу и расстрелять ополченцев в упор, когда им некуда свернуть.
Капитан выкрикнул команду. Зимин послушно вывернул баранку вправо, продырявил кустарник. Из машины выскочили Савельев с Ковальчуком, побежали вдоль дороги, сгибаясь от тяжести переносимого груза. Они пролетели метров двадцать и разошлись. Пространство вдоль дороги расширялось, образуя небольшую полянку. Через несколько секунд ополченцы корчились за деревьями, занимаясь последними приготовлениями.
Андрей как в воду глядел! Послышался прерывистый рев. Прямолинейно мыслящие украинские военнослужащие развивали наступление. БТР мчался по лесной дороге. Пехотинцы сидели на броне, приготовив к бою автоматы, гранаты. Они стиснули зубы, их физиономии лоснились от пота. Мощная аура страха передвигалась вместе с боевой машиной.
Перед заходом в поворот водитель сбросил скорость. В этот момент из-за деревьев выскочили двое бойцов и метнули «РКГ-3» – ручные кумулятивные гранаты. Такого добра, производимого в СССР еще в пятидесятые годы, на складах было пруд пруди. Это были меткие броски.
В полете донная часть гранаты поворачивается вперед. Раскрывается матерчатый стабилизатор в виде конуса.
Обе гранаты попали в цель. Первая взорвалась под днищем транспортера, вторая угодила в броню. Двигатель заглох, из него повалил дым. Солдат разметало с брони. Но не все нахватались осколков – трое уцелели. Оглушенные, в гари и копоти, они метались по обочине, не могли прийти в себя, понять, куда подевалось их оружие.
Савельев скинул с плеча автомат, чтобы положить их всех одной очередью. Но его рука дрогнула. Стрелять в деморализованных, растерявших оружие, никаких?..
Он переглянулся с Ковальчуком и предложил:
– Разомнемся, капитан?
– Давай, Савельев, не вопрос.
Они накинулись с кулаками на растерянных силовиков. Те были крепкими мордоворотами, оттого и удовольствие месить их в тесто просто зашкаливало. Парни пытались оказать сопротивление. Здоровенный детина в бандане даже вытащил нож, впрочем, тут же схватился за перебитое запястье. Крепкий прямой в челюсть повалил его на колени, второй удар отбросил под колеса транспортера.
– Обидно, сука? – закричал Ковальчук. – Надел бронежилет, а бьют по морде, да?! Э-э, да ты совсем уже плох. – Он ткнул носком в безжизненное тело. – Ладно, лежи.
Савельев расправлялся с парой других, отпускал удары направо и налево. Первому сломал ключицу и отправил в нокаут тяжелой плюхой в глаз. Второй грузно кинулся прочь. Савельев выставил ногу. Бедняга рухнул камнем и разбил лицо в кровь.
– Результат, как говорится, на табло, – заявил Савельев, нагнулся и парой тяжелых затрещин отправил незадачливого укропа в страну продолжительных грез.
– Ты сногсшибателен, Димон, – похвалил его Андрей, выбираясь из кустов с автоматом наперевес.
Кончилось терпение, он не мог больше сидеть в машине. За спиной рычал мотор. Какими-то судорожными рывками подходил «Спартан» с ополченцами.
– Совершенствуюсь, – заявил Савельев, потирая отбитый кулак.
– Да, с этим парнем все в порядке. – Ковальчук заулыбался от уха до уха. – Тяжелое советское детство, выпускник школы для трудных подростков. Позор семьи…
Забил, захлебываясь, автомат! Савельев изобразил недоуменное лицо, сделал неуверенный шаг, ноги его подкосились. Ковальчук схватился за шею так, словно в нее вонзилось жало осы. Небритое лицо перекосилось от боли. Кровь ударила тугими фонтанами. Мужики зашатались и попадали один за другим.
Андрей оторопел, жар ударил в голову. Снова проморгали! В люке подбитого БТР возникла чумазая рожа, искаженная от ненависти, выпавший автомат загрохотал по броне. Выжил, гад! Как же так?!
Окуленко вскинул автомат, стегнул короткой очередью. Но рожа уже провалилась в нутро транспортера.
Взбешенный капитан помчался прыжками, мощно оттолкнулся от земли, запрыгнул на броню, выхватил противопехотную «РГД». Он вырвал чеку, швырнул гранату в люк, тут же спрыгнул обратно и отбежал на несколько метров. Поврежденная машина подпрыгнула. Прогремел взрыв, похожий на отдаленный раскат грома. Теперь уж наверняка.
Он бросился к распростертым телам, рухнул на колени, умолял Господа сохранить товарищам жизнь. Но Всевышний решил, что хватит с них. Савельев был мертв, на лице застыло выражение крайнего изумления – мол, что это со мной? Ковальчук еще дрожал, блуждали мутнеющие глаза, но захлебнулся кровью, затих. Пульс не прощупывался ни у кого из них.
Подошел бронеавтомобиль, ополченцы спрыгнули, подбежали и застыли в потрясении, не зная, что делать. Рушило в ярости колотил кулаком по капоту. Голуб побледнел, как-то неуверенно положил ладонь на сердце.