Жестокое перемирие
Шрифт:
Они пригнулись и бросились бежать, благо до поворота было метров двадцать. В спины им укропы стреляли отрывистыми очередями. За поворотом напарники выскочили на проезжую часть и понеслись к Пастушьему. Операция провалена, так хоть бы живыми выбраться!
Ряшин подвернул ногу, упал. Васько обхватил его, и тот взвыл от боли.
– Все хорошо, приятель, – пробормотал Васько. – Мы уйдем, скоро село. И прекращай ныть, как баба.
– Хорошо, Серега, – с трудом проговорил Ряшин. – Из уважения к тебе я буду ныть, как мужик.
Тут
Ополченцы уже выбежали из леса, до Пастушьего было рукой подать. Васько задыхался. Тащить товарища становилось невмоготу. Паника жар-птицей билась в черепной коробке. В Пастушьем не спрятаться, все равно догонят. Местность фактически открытая, за селом разреженный лес.
К трескотне одного автомата присоединился второй. Ряшин споткнулся, Васько не удержал его, выпустил из рук и резко повернулся.
Джип прыгал по ухабам, оттого и не мог развить скорость. Васько вдавил приклад в плечо и попытался прицелиться. Свет фар мешал, резал глаза, словно нож. Он надавил на спусковой крючок, не отпускал его, пока не закончились патроны в магазине, и добился своего. Джип, до которого оставалось метров пятьдесят, вдруг резко сменил направление, ушел с дороги и протаранил кусты за обочиной. Наверное, Васько попал в водителя! Закричали пассажиры, послышался удар, хруст. Это рвался металл радиаторной решетки.
Отлично, двадцать секунд в запасе! Но как ими распорядиться?
– Славик, вставай, поживем еще. – Он опустился на колени и тут же отшатнулся.
Его товарищ поймал второй подарок. Не повезло сегодня Славику! Это ранение оказалось куда более серьезным. Похоже, пуля пробила легкое, вызвала внутреннее кровотечение. Пена шла из горла офицера. Он смотрел на товарища обреченно, муторно.
– Славик, держись! – Васько не мог поверить своим глазам.
– Эх, Серега!.. – хрипло выговорил Ряшин. – Сесть бы сейчас в кабриолет, да уехать куда-нибудь…
Кровь полилась из его горла. После недолгой агонии заледенели глаза.
Васько закрыл их ладонью и, давясь слезами, побежал дальше. Стометровая дистанция между лесом и околицей села Пастушьего оказалась серьезной полосой препятствий с рытвинами, буераками, зарослями колючего репейника. Несколько раз он падал, подвернул ногу, но упрямо поднимался и бежал дальше, припадая на правую конечность.
Васько постоянно оглядывался и видел, что противник еще копался. Пехота где-то застряла, а разбитый джип не выбрался из ловушки, сдавал назад, рывками возвращался на дорогу.
До околицы оставалось метров восемь, когда Бог окончательно махнул рукой на ополченца, угодившего в западню. Сергей не заметил извилистую канаву под ногами. Травмированная нога подломилась, он не нашел в себе сил удержать равновесие, повалился и собственными ушами услышал, как хрустнула лодыжка!
Боль ошпарила Васько, его сознание шатнулось. Немыслимым усилием воли он заставил себя удержаться в этом мире, подтянулся на руках, выполз из канавы.
Потом силы окончательно покинули офицера. Он лежал на спине, вывернув голову, упираясь затылком в какой-то бугор, и равнодушно смотрел, как из леса выехал автомобиль. Лучи света шарили по поляне. За машиной бежали солдаты, вертели головами, выискивая жертву.
Обнаружить человека на открытой местности было нетрудно. Он не мог даже ползти. Магазин в автомате опустел. Острая боль из сломанной ноги расползалась по всему телу. Васько безучастно смотрел, как на опушке накапливались люди.
Кто-то закричал:
– Я вижу его!
Он закрыл глаза на несколько мгновений, потом потянулся к рации, спрятанной под курткой, стараясь не делать резких движений.
– Шмель, это Крот, прием. – Говорить было трудно, в горле застрял раскаленный песок.
– Слушаю, Крот, – отозвался не спящий Таран.
– Прости, капитан. Нам не удалось выполнить задание, обвели нас вокруг пальца. Ряшин погиб… – Он лаконично, через боль и тоску, излагал обстоятельства провала.
Украинские силовики уже направлялись в его сторону, передергивая затворы. Он видел оскаленные лица, ехидные ухмылки. Водитель джипа тронул с места своего покалеченного железного коня, но проехал лишь пару метров. Машина встала, из-под крышки изуродованного капота повалил густой дым. Из внедорожника высадились трое, присоединились к остальным.
– Где ты находишься, Крот? – заволновался Таран.
– Северная околица Пастушьего. У меня уже гости, передвигаться не могу, сломана нога.
– Держись, Серега! Мы сейчас накроем этот квадрат, заройся куда-нибудь!
– Не надо, Шмель, – устало проговорил Васько. – Попадете в село, а там люди живут. Это уже ничего не изменит. Я сам с ними разберусь. Прощай, капитан.
Командир взвода продолжал что-то говорить, но Васько его не слушал. Он отключил рацию, отложил в сторону. Его рука забралась в карман мешковатых «колхозных» штанов, нащупала ребристую металлическую поверхность. Он задыхался от боли, все тело сводило судорогой.
Даже в нормальном состоянии трудно одной рукой выдернуть кольцо. Но Васько справился с этим и прижал предохранительную чеку к корпусу гранаты. Пальцы дрожали, и он старался, чтобы они не разжались раньше времени. Сергей дрожал, обливался потом, жгучая испарина заливала его глаза. Расплывались лица подходящих солдат, камуфляжное облачение превращалось в какую-то буро-зеленую кашу. Человек семь уже были рядом, пересмеивались.
«Могут выстрелить без предупреждения, – пронеслась мысль. – Да и ладно, пусть. Главное, чтобы пальцы разжались».