Жестокость и воля
Шрифт:
— Не думал я, что в этой жизни все так обернется.
— Вот поэтому я и не хотел возвращаться на гражданку, — сказал Василий. — Там все казалось проще. Свои, чужие, «духи» на одной стороне, мы на другой. Нет нам здесь места.
Константин долго молчал, дымя сигаретой. Все происшедшее не укладывалось у него в голове. Что-то не то происходит вокруг… Что-то не то.
Если даже люди, прошедшие бок о бок через огонь и смерть, готовы забыть обо всем и перегрызть друг другу глотки только за право доступа к кормушке. Да что же это за братство?
Кому верить,
Какой правде следовать, кроме своей?
Кто может дать на это ответ?
Глава 11
— Добрый день, Наталья Дмитриевна, — обратился Константин к пожилой медсестре, возившейся с документами за стойкой приемного отделения городской больницы.
Она подняла взгляд, и тут же на ее лице появилась приветливая улыбка.
— А, здравствуй, здравствуй, касатик.
Одет-то ты как хорошо. Брата пришел проведать?
— Да. Как он там?
— Ох, — вздохнула она, — не знаю, что тебе сказать. Все так же, без перемен.
— Ясно, — кивнул Константин.
— Ты вот что, — словно стесняясь того, что сообщила посетителю плохие новости, произнесла пожилая медсестра, — ты не расстраивайся, все образуется. Поверь мне, я тут давно работаю и уж такого перевидала. Может, это и к лучшему, что он без сознания. Так организм сам по себе начнет восстанавливаться, а голова ему дурными мыслями мешать не будет.
— Вы так думаете?
— Конечно, — убежденно сказала медсестра. — Знаешь, какие у нас случаи бывают? Лежит себе человек в реанимации без сознания, и ничего. Потом придет в себя, переведут его в обычную палату. А он, глядишь, и помирать собрался. Тяжело мне, говорит, как же я инвалидом жить-то стану?
Что-то, видимо, изменилось в лице Константина, потому что медсестра тут же осеклась и озабоченно сказала:
— Иди проведай брата.
— Савельев сегодня дежурит?
— Евгений Семенович-то? У себя он. Дымит в своем кабинете.
Константин накинул на плечи белый халат, прошел в реанимационное отделение и, немного поразмыслив, решил сначала навестить брата, а уж потом поговорить с Савельевым.
В отделении было тихо. Не слышалось ни стонов, ни криков. По коридору прошла молоденькая миловидная медсестра в ослепительно белом халате и аккуратной шапочке, полностью скрывавшей волосы. Кокетливо посмотрев на Константина, она на мгновение задержалась.
— Вы к кому? — почти детским голосом спросила девушка.
— К Панфилову.
— А к нему нельзя, — с легким сожалением сказала медсестра. — Он еще не приходил в сознание.
— Я знаю, мне в приемной сказали. Но я хочу только посмотреть на него.
— Вы ему кто?
— Брат.
— Хорошо, я провожу вас до палаты. Только, пожалуйста, не задерживайтесь.
— Почему?
— Скоро дневной обход.
— Хорошо, — сказал Константин, заходя в палату.
Он взял стул и присел рядом с кроватью Игната. Панфилов-младший был тщательно укрыт одеялом, поверх которого лежали его руки. Рядом стояла капельница, до середины наполненная прозрачным раствором.
Жидкость стекала вниз по трубке, присоединенной к сосуду на сгибе локтя. Бледное лицо
Почти ту же самую картину Константин видел сегодня утром во сне. Из-за этого Константин почувствовал себя неуютно и не стал задерживаться в палате. Он лишь осторожно положил свою ладонь на руку Игната и вполголоса сказал:
— Держись, все будет нормально. Через полминуты он зашел в кабинет реаниматолога Савельева. Тот сидел на стуле за своим рабочим столом, по привычке дымя сигаретой. Рядом с ним на уголке стола устроилась уже знакомая Константину медсестра в аккуратной белой шапочке. Она тоже курила, покачивая ногой и смеясь.
Неожиданное появление посетителя заставило ее умолкнуть и торопливо спрыгнуть со стола.
— Стучаться надо, когда заходите в кабинет врача, — обиженным тоном заявила сестра.
Константин улыбнулся краешком губ.
— Прошу прощения.
— Наташа, иди прогуляйся по палатам, наведай больных.
Она быстро затушила окурок сигареты в экстравагантной пепельнице-черепе и, демонстративно сунув руки в карманы халата, с независимым видом вышла из кабинета.
— Я смотрю, вы не очень-то скучаете? — вместо приветствия сказал Панфилов.
— Жизнь продолжается, — ответил, улыбаясь, Савельев.
Его, казалось, ничуть не смутил неожиданный приход визитера. Реаниматолог показал на свободный стул.
— Присаживайтесь. Вас, кажется, зовут…
— Константин.
— Да, да, Константин Панфилов. Извините, я иногда забываю имена. Больных много, а их родственников еще больше.
— Это понятно — кивнул Панфилов, — всех не упомнишь.
— Курите.
Константин вытащил «Кэмел», чиркнул зажигалкой.
— Вы уже видели брата? — обратился к нему врач.
— Да. У него, по-видимому, все без перемен?
— Нет. Хочу вас обрадовать — его состояние определенно улучшается. Работа сердца стабилизировалась, кровообращение восстановлено. Правда, приходится искусственно вентилировать легкие, но это не должно вас пугать. Обычное дело.
— Когда он сможет…
— прийти в сознание? Это зависит от организма. Но вы можете не беспокоиться он не будет испытывать боль.
— Почему?
— Знаете, Константин, у нас есть одно правило. В реанимации не принято экономить на обезболивающих средствах.
— Это наркотики? — осторожно спросил Константин.
— Можно назвать и так, — двусмысленно сказал врач.
Константин покачал головой.
— Это плохо.
— Почему?
— Не помню, говорил я вам или нет, но он долго сидел на игле.
— Боитесь, как бы не случилось рецидива?
— Боюсь, — честно признался Константин.
— Хм, — Савельев помолчал, — возможно, ваши опасения обоснованны. Но дело в том, что обезболивание очень важно в начальных стадиях процесса, когда больной еще находится в шоковом состоянии. Чтобы вывести его из шока, мы просто не можем обойтись без инъекций. Вы же понимаете, что у нас не совсем обычные пациенты?