Жестяной бор
Шрифт:
— Жить хочешь, — сказал он. — Жи-ить хочешь, гад. И хочешь жить хорошо-о… А ты видел, как умирают от ломки? Да видел, наверное… Или засадив себе сверхдозу? Видел, видел. Все ты видел. Но сам — упаси боже. Никогда. А? Верно ведь?
— Верно, — сказал Андрис. — Никогда.
— Ты все понимал… Знаешь, что мы с тобой сделаем? Мы вас посадим вместе и начнем колоть. У меня есть «стрип» — двести ампул. И мы их потратим на вас. А потом «стрип» кончится — а вы будете сидеть в подвале… и все. Это будет справедливо. Воды мы вам дадим… И если выживете — то дадим послушать «плот-мюзик». Если выживете… согласен? Справедливо? Отвечай! Справедливо?
— Ее-то
— Справедливо?
— Меня — да. Но она-то ни при чем!
— А кто из тех, кого вы убили, — при чем? А? Кто?
— А вы хотите, значит…
— Я хочу, чтобы ты все почувствовал — что чувствовал, например, я. Или вот он. Ладно. Если ты поработаешь на нас, то ее мы от этого избавим. Понял?
— Да. Что надо сделать?
— Выступишь по телевидению. Расскажешь всем, что вы сделали с откатниками — и зачем. Что вы там распыляли? «Кентавр»?
— Вот чего мы не делали, так не делали. Это кто-то другой.
— Перестань, — с отвращением процедил полосатый. — Тебя видели на мосту.
— Ну и что?
— Перестань.
— Самое смешное, — сказал Андрис, — что это действительно не мы.
— А кто же тогда?
— А вы считаете, что в игре нет других игроков?
— Кому это надо?
— А нам зачем?
— А кто?
— Давайте думать.
Несколько секунд полосатый молча посмотрел на него.
— Чушь, — сказал, наконец, он. — Никому, кроме наркодеров…
Андрис молча пожал плечами.
Полосатый хотел, видимо, что-то еще спросить, но передумал, махнул рукой и сказал:
— Ладно, пошли. А то тебя Хобот ждет — не дождется. Прямо слюнями исходит. Ты уж постарайся его не раздражать, он впечатлительный… потом ночами спать не будет…
Андриса повели — «Без фокусов!» — сначала к лифту, потом к выходу — и на выходе их взяли. Бритоголовые мальчики в спецназовском сером беззвучно спланировали сверху — с козырька над дверью или с нижних балконов? — и хватило секунды, чтобы оба с пистолетами были обезоружены и скручены, а тот, который допрашивал Андриса, обхватил руками живот и засеменил боком — и лег — все это молча, с каким-то растянутым маслянистым клацаньем: с таким примерно звуком срабатывает замысловатая автоматика оружейных затворов. Нельзя было терять темп. Андрис подхватил с асфальта свой нож и бросился сверху на лежащего:
— Адрес!
Тот длинно простонал что-то нечленораздельное. Глаза его были белые от боли. Андрис приставил нож к горлу, нажал слегка, чтобы дать почувствовать острие.
— Адрес! Где ее держат? Ну?
Кристальдовец молчал. Тело его напряглось — он изо всех сил сопротивлялся смертному ужасу. Не скажет!
— Адрес! Яйца отрежу! — двинул его коленом между ног, сунул туда же руку с ножом. Почувствовал, как тело кристальдовца опало, расслабилось — лопнуло что-то внутри, и дикая, животная паника плоти: беззвучно, в ультразвуке, визжа, он полз вбок, ворочался под Андрисом, наконец, просипел: «Семнадцатое общежитие… в подвале… где бывшая душевая… Да уберите же этого пидора!!!» — А за пидора отдельно! — рявкнул Андрис, рывком поднял парня на ноги и дал ему в челюсть. Кристальдовец крутнулся на сто восемьдесят, приседая, и лег мордой вниз, раскинув руки. «Ты ж его убил!» — сказал кто-то. Убьешь такого, — приходя в себя, сказал Андрис. — Обоссался, сволочь… — стряхнул с руки мочу, потом наклонился и обтер о свитер кристальдовца руку и нож. — Спасибо, ребята, — сказал он, вспомнив. — Куда вы сейчас?
Управление напоминало вокзал в разгар эвакуации. Никто ничего не знал.
— Ты что, идиот? Это же восстание! Там черт знает что творится! Баррикады! Вас же на кусочки — чирикнуть не успеете…
Это было так. Это было именно так… Но нельзя же… Андрис скрутил себя. Ребята-спецназовцы, с которыми он ехал, сидя на корточках и придерживаясь за спинки сидений в их тесном броневичке, коротенько рассказали: на похоронах было тысяч тридцать, потом начался крик, и пошли бить студентов — не все, но половина пошла… А в студгородке — баррикады, и началось… пожары, пальба — все на свете…
Помятые, потные, красные полицейские впихивали за барьер все новых и новых задержанных. Их встречали ревом: «Слава Кристальдо! Слава Кристальдо! Народ всегда прав!!!» Вдруг Андрису показалось, что мелькнуло знакомое лицо. Задержанных уже проволокли мимо него. Он оглянулся — и поймал встречный взгляд, мгновение, лицо тут же пропало, затылки, затылки, поднятые руки… Он вспомнил: та девочка из холла «Паласа», которая: «Извините, у вас…» — вытащила у него из волос пластилиновый шарик. Ах, черт, какой был взгляд: холодный, тяжелый, она меня узнала, подумал Андрис, с чего бы? Непонятно… Да ведь и вторую, которая там была, сидела напротив нее, вся в черной коже, тоже проволокли сейчас — конечно… но что все это значит? Почему она меня узнала — в такой толпе и в такой момент? Такой взгляд… такими взглядами не разбрасываются. Маленькая ведьма. Андрис понимал, что это засядет в нем, как заноза — надолго. Но — почему, черт побери? Нет ответа. Опять нет ответа…
— Юсуф! — Андрис бросился навстречу знакомому офицеру. Юсуф был в форме: поджарый, черный, спокойный — единственно спокойный хотя бы с виду офицер в здании.
— А, вы, — Юсуф остановился. — Шеф велел вам передать, чтобы вы оставались здесь до конца операции.
— Нет, — сказал Андрис. — Мне надо в студгородок. Как можно быстрее.
— Невозможно, — сказал Юсуф. — Чисто технически. Баррикады.
— А вертолет? — спросил Андрис. Вертолеты дорожной полиции стояли прямо во дворе Управления.
— В студгородок — куда именно? — спросил Юсуф.
— Семнадцатое общежитие, — сказал Андрис. — Там заложник.
— Я никого не могу послать, — сказал Юсуф. — У меня нет ни единого человека.
— Не надо, — сказал Андрис. — Мне ствол — и все.
— Своего нет?
— Нет.
— Пойдемте.
Они вышли наружу. Было страшно светло — фонари и множество фар. Резало глаза. Рядом с главным входом была еще одна дверь, обрешеченная, с окошком в решетке.
— Стив, это Эсен-бей, открой, — сказал Юсуф в микрофон.
Дверь медленно открылась, загорелась тусклая лампочка. За дверью, шагах в пяти, была еще одна — стальная, как от сейфа, и тоже с окошечком. Из окошечка торчал ребристый ствол пулемета.
— Выдай мне еще один ствол, — сказал Юсуф невидимому Стиву. — Какой вам? — обернулся он к Андрису.
— «Смит-Вессон — сорок четыре», — сказал Андрис.
Из окошечка рукояткой вперед просунулся револьвер. Андрис взял оружие, наплечную кобуру, патроны.
— Расписаться? — спросил он.
— Не надо, — сказал Юсуф. — Я сам. Потом.