Жил-был сталкер
Шрифт:
– Я вижу, ты настойчив и любопытен, не слишком щепетилен, умен и беспощаден, – сказала Королева. – Ты никому не веришь, ты ни во что не веришь, ты никого не любишь, зато тебе верят все и все любят тебя. Ты большой мерзавец, но хорошо это скрываешь.
Она замолчала. Маркиз ждал. Таким он и был, возражать не стоило – и не хотелось. Даже приятно, что хоть кто-то увидел его насквозь.
– Но я вижу в тебе то, что дает тебе право быть таким, – неожиданно заявила она. – В этом твоя трагедия. Ты единственный в этом мире. Мне жаль тебя. Садись, я расскажу тебе о моем племени.
Потом на ее информацию наложились сведения, полученные от демонов. А в итоге получилась грустная картина.
Они вырождались. Чего-то не хватало в воздухе или пище, и всего за три сотни лет они забыли почти все. Они были потомки тех, чей звездолет, космический корабль или как там их еще называют, оказался здесь. Именно оказался. Тогда
Они не могли существовать вне Сумасшедшего Леса. А Дени не смог жить там – вот и все последствия генетической болезни его папаши. В возрасте тринадцати лет Королева отослала его к пребывавшему в полном неведении отцу. Хотя отец к тому времени еще несколько раз виделся с Королевой, был в приятельских отношениях с феями и воинами и знал о племени ровно столько, сколько сочла нужным рассказать Королева,– очень мало. Когда Дени говорил, что он не человек, он имел в виду «не землянин».
Сейчас ему было двадцать пять, пошел он по стопам отца, но не в Зону, а в полицию, совсем недавно его взяли в группу захвата: уж очень красиво, безошибочно и нетравматично он задерживал всех, кого надо было задержать. Беззастенчиво пользуясь своими неземными способностями. А на вид – обычный парень, на папу похож, но покрепче, в плечах пошире и блондин. Спокойный, молчаливый, малообщительный, чуть странный, в основном вследствие отсутствия чувства юмора в местном понимании. «Нечеловеческое» заметно было только в одном: если смотреть ему прямо в глаза – они густо-синие, если чуть под углом – графитно-серые, папины. Маркиз спрашивал. Чуть смутившись, Дени объяснил, что для них это типично, синее – нечто вроде фильтра, позволяющего не только ясно видеть в темноте и любоваться солнцем любой яркости, но и видеть инфракрасное, ультрафиолетовое и еще какое-то, чего папа в школе по физике не проходил. Дени не любил, чтобы ему лезли в душу, Маркиз и не лез, он и сам этого не любил, поэтому информацию о своем старшеньком получал в год по чайной ложке. Мастером, носящим Имя, Дени стал всего за восемь лет. Даже уникальный Маркиз потратил на это пятнадцать лет жизни, а вообще обычно уходило как минимум двадцать. И особых заслуг Учителя в этом не было. Все объяснялось просто: если обычным ученикам требовались месяцы и годы тренировок, чтобы начать легко ориентироваться в полной темноте, то у Дени это было врожденным свойством. Если необходимая для Мастера скорость реакции развивалась десятилетиями, то у Дени она ее вдвое превосходила. У него даже гибкость была нечеловеческая: суставы гнулись во все стороны, если Дени этого хотел. Так что его нужно было только научить двигаться, драться и размышлять. Дени за восемь лет усвоил это неплохо, прошел Испытание легко. Имя ему дали оригинальное – Воин. Учитель, он же родной папа, долго прохохотаться не мог.
А теперь вот очередная ложка информации: наличие чувства опасности. И он ее не чует… И рационалист Шарло тоже. Интересно, но почему молчит Джемма, ведь не из уважения же к мужу в самом деле…
Маркиз думал черт знает о чем. Он к этому уже настолько привык, что не удивлялся. Так было всегда. Он слегка расслаблялся, потом сосредоточивался и начинал серьезно мыслить о вещах, к делу имеющих лишь косвенное отношение, а где-то внутри, там, куда не мог заглянуть ни один супер-пупер-эксперт, шла работа мощного компьютерного зала, а там – щелк! – и выдавалось готовенькое решение. Работы этой глубинной мысли Маркиз не то чтобы не осознавал, но не успевал оформить в слова, уж больно быстро она шла. Конечно, выражение «нутром чую» была просто из сталкерского жаргона, вот обиходное словцо и стало почти термином. Надо было видеть и слышать, как болтун Шарло объяснял Конвенции значение этого термина… с полчаса объяснял, прежде чем до Конвенции дошло, что примитивные земляне опять над ней издеваются. Конвенции и в голову (в головы) не приходило, что с такой солидной организацией можно так несерьезно обращаться. Звездных инспекторов, состоящих именно в ее штате, по морде бить, например. Обзывать всех нехорошими словами. За пределы Зоны не выпускать. Не уважать, короче говоря.
Вот тут Маркиз был упрямей осла. Дени прав – вреда от присутствия в Зоне базы нет. Пока. Пользы тоже нет, потому что Зона на базу плевать хотела, Зона конца не имеет, а как можно обезвредить бесконечность, не знал не только абориген Маркиз, но
Маркиз и сам не понимал до конца своего резкого неприятия инопланетян. В нем все восставало против их присутствия. Они его безумно раздражали – это Маркиза-то, который всегда отличался симпатией и интересом к людям. Ведь, если рассуждать здраво, Кларк – нормальный мужик, по их инопланетным меркам крутой, неглупый, авантюрист, чувства юмора не лишен – но вот если бы Маркиз к нему в гости ходил, а не наоборот! И доктор Лесли – совсем ведь свой, аннигилятор вполне по-земному спер, скотина, хохмач, аферист, от безделья мается, Маркиз – его почти единственный пациент, ну всем хорош доктор, один недостаток – Чужой. И командир – человек правильный, как командиру и положено, умный, вежливый, осторожный – вот и командовал бы где на Мицаре (не на известной звездочке Солнечной системы, а на планетке под названием что-то вроде Миндзаарре плюс еще пара звуков, для которых на Земле буковок не изобрели за ненадобностью). Даже Дьявол с его цензом оседлости злил безмерно… в основном из-за Джеммы, надо признать. Дьявол, если быть совсем уж честным, оземлянился окончательно.
А вот Шарль не злил. И Дино. Нутро против Шарля и Дино не возражало. Да против Дьявола и его архангелов тоже. Впрочем, архангелы на глаза Маркизу благоразумно не показывались, а вот предводитель нарочно заходил – подразнить.
И ведь что интересно – никогда ни к кому Маркиз Джемму не ревновал, а какие за ней мужики увивались! А Дьявол – на то и дьявол. К тому же именно у него Маркиз Джемму и отбил сто лет назад. И эти сто лет она не снимала кольца с красным шлифованным камнем овальной формы. Маркиз никаких вопросов, конечно, не задавал (она тоже), но камень его интересовал, потому что не был ни гранатом, ни гиацинтом, ни рубином, хотя рубином казался из-за роскошного винно-огненного цвета… нет, потемнее чуток, но красивый камень, завораживающий.
Маркиз помнил, как он засиял, засветился, свет сконцентрировался в луч и как плавился под лучом несгораемый пол на базе…
Он встал и крикнул:
– Эй, где вы там?
Они исправно вынырнули из кустов метрах в пятидесяти ниже по склону и, таща в руках то, что могло сойти на еду, резво припустились вверх. Шарло поскользнулся на камне, выронил какой-то плод, который, естественно, неспешно покатился вниз. Шарло погнался за ним, не выпуская остального, подхватил и рванул вверх, как фуникулер. И даже не запыхался.
Десяток крупных «баклажанов», три розовых пухлых шара с арбуз величиной, пучок каких-то неаппетитных стеблей, темно-зеленый мохнатый неприличного вида овощ (или фрукт), за которым гонялся Шарло, и что-то вроде кабачка, бледно-зеленое, толстое и длинное. Маркиз почесал нос. «Баклажаны» уже опробованы, нутро молчит во всех смыслах, и интуиция ничего не подсказывает, и расстройства желудка нет. Может, конечно, он ядовитый и яд в организме накапливается, но выбора-то нет, разве что друг друга лопать, консервы еще когда кончились, в НЗ только шоколад и бульонные кубики. Местную воду они тоже пили. И бульон варили. Живы. Маркиз повертел мягкий, продавливающийся под пальцами розовый шар, отрезал кусочек и понюхал. Может быть, это было самое полезное для гуманоидов местное растение. Самое сытное. Шлаки выводит, жизнь продляет, язву желудка, геморрой и мигрень излечивает, но есть это Маркиз согласился бы в пустыне на сороковой день голодовки, потому что оно воняло. Оно воняло даже не сортиром, а гаже, оно воняло в тысячу раз мерзопакостнее зеленой «вонючки» из Зоны, оно наводило на мысли о сотне трупов, разлагающихся в канализационном стоке холерной больницы. Маркиз зашвырнул это подальше вниз, а Шарло с вытаращенными от вони глазами зашвырнул оставшиеся два еще дальше.
– Это не «Сальвадор Дали», – покачала головой Джемма, – и даже не «Анаис».
Дени молча передернулся. Впрочем, запах исчез вместе с плодами. Маркиз собрался было надрезать «кабачок», но что-то его остановило. Не нутро. Что-то попроще. Маркиз поднес «Кабачок» к уху. «Кабачок» гудел. Как осиное гнездо.
– Ага, – сказал Шарло, – я тоже слышал. Может, ему так положено?
Маркиз осторожно отнес «кабачок» в кусты и положил на траву. Пусть там гудит. Дени держал пучок стеблей и виновато улыбался.
– Я точно знаю, что это едят.
– Память предков? – иронически вопросил Шарло, но Дени, не уловив иронии, кивнул.
– Значит, съедим, – пожал плечами Маркиз и взял в руки беглый плод. – Ты зачем приволок этот член?
Шарло фыркнул и смущенно предположил:
– А вдруг съедобно?
Маркиз обскреб конец. Под зеленой мохнатостью оказалась зеленая же гладкая кожица. Он отрезал пластик, обнюхал. Слабый запах крема для обуви. Нутро молчало. Впрочем, не совсем: оно бурчало, потому что хотело есть.