Житие Одинокова
Шрифт:
Раньше перед ужином они обсуждали, как выполнить поставленную командованием задачу: овладеть высотой 1215. И придумали, что можно сделать что-то вроде чучел или кукол в натуральный человеческий рост и обмануть немцев. Теперь предстояло этих кукол изготовить.
По ходу дела вели разговоры.
— Вы, Степан Николаевич, встречались со Сталиным?
— Было дело.
— И как?
— Глыбища. Рядом с ним страшно находиться. Всё равно, что студенту говорить с профессором. Насквозь видит. А вы знали Клименко из аппарата Воронова?
— Знаю Игоря Николаевича. Достойный товарищ.
— Он пьяным к Сталину явился…
—
— Было-было! Шло совещание у Сталина. Я присутствовал с группой артиллеристов, и по ходу дела вызвали Клименко. Приезжает, входит — клянусь, еле на ногах стоит. Весь белый и в поту от ужаса. Уцепился за край стола, шатается, докладывает: «Явился, товарищ Сталин…»
— Ай-яй-яй! Как же так?
— Вот, наверно, стыдобень-то.
— Иосиф Виссарионович к нему подошёл, всё понял. Спрашивает: «Вы, наверное, больны, товарищ Клименко?» — «Да, товарищ Сталин, плохо мне». — «Ну так идите домой, мы с вами завтра поговорим». А когда тот ушёл, смотрит в окно и вроде сам себе: «Товарищ получил сегодня награду за грамотные действия на фронте. Что его пригласят к нам, не знал. Отметил, конечно, награждение. Ну, ничего. Мы его понимаем».
— Да ладно заливать-то! И ему ничего не было?
— Служит. Командует артиллерией в одной из армий на Западном фронте.
— …А вы заметили, что на соседнем участке, рядом с нами, в атаку шла свежая часть?
— Да, все в новеньком. Как на парад.
— Пополнение бросают в бой «с колёс», неправильно это.
— Правильно, не правильно… Обстановку надо учитывать, Иван Гаврилович. Время — важный фактор. Сосредотачивать силы некогда.
— Что вы говорите! Вы будто не учились в Академии!
Вмешался «новенький», по слухам генерал, хотя по правилам выше полковника сюда не присылали:
— Вы, штабные, всё по науке норовите. А война — это искусство. С Гитлером у нас достигнут фактический паритет…
— Какой там паритет!
— А это вы оторвались от событий. Я знаю данные разведки недельной давности. У немцев уже нет сил. Пополнение — из румын и венгров, а эти не вояки.
— Бил я венгров, — засмеялся кто-то, — да, ребята, они…
— Нет, послушайте. Вычерпаны все резервы. У них не осталось ничего, чтобы преодолеть сопротивление наших войск. А мы, с ходу вводя в бой свежие части, уже не просто уравновешиваем силы, а меняем сам ход событий.
— Рокоссовский, небось, придумал.
— А я думаю, кто повыше. Может, и сам Сталин.
— Сталин мог.
— Попомните мои слова: начинается перелом, скоро мы их погоним.
…Курган, который предстояло штурмовать, был хорошо укреплён. Сотни пулемётных гнёзд. Снайперы. Каждый метр земли пристрелян артиллерией. Как действовать? А их батальон-то — необычный. Перед ужином, разложив на столах карты, рядовые бойцы, на деле — штабные аналитики и командиры, обсуждали этот вопрос. Им был придан сапёрный взвод и батарея 45-мм пушек. Батарея может подавить огневые точки врага, но лишь когда они проявят себя, то есть уже во время атаки.
Предлагалось сунуться отсюда или отсюда, рыть лазы и подкопы, передвинуть батарею западнее и ударить оттуда…
Изучая разные предложения, некоторые из бойцов, воевавших в составе батальона давно, незаметно поглядывали на красноармейца Одинокова. Василий то сидел, свесив голову, то начинал прохаживаться по просторной палатке, поглядывая в глаза своим товарищам.
Саша Смирнов предложил сделать чучела и имитировать атаку, пусть противник проявит свои огневые точки, а уж тогда мы… И вот тогда Василий впервые улыбнулся: этот вариант понравился ему, он сулил меньшие потери живой силы, чем все остальные. Позвали комбата. Согласовали со штабом армии. И теперь они делали чучела…
…После получасового шквального артогня — пауза. Каждый из бойцов высунул из окопа чучело, и все дружно заорали «ура». С уцелевших немецких огневых точек открыли бешеный огонь. Артиллеристы засекли точки и открыли ответный, прицельный огонь.
Первыми в атаку пошли танки. Штрафники замешкались: идти опасно, артиллерия продолжает свою работу. С другой стороны, отстать от танков и остаться без их броневой защиты — тоже не сахар. Пошли, потом побежали. Артиллеристы прекратили огонь, чтобы не накрыть своих. Танки в удобных местах притормаживали, стреляли по точкам, а то и давили их гусеницами. И опять — вперёд. Первый танк подорвался на мине, второй, третий — но ещё не все огневые точки немцев подавлены! Подступы к кургану заминированы!
— Передвигаться ползком! — закричал комбат…
30 декабря 1942 года
На тунисском выступе державы оси удерживают своё предмостное укрепление, которое нам почти удалось захватить при первом натиске. Дело выглядит теперь так, что бои здесь будут продолжаться в течение января и февраля. Я надеюсь, что армия генерала Александера овладеет Триполи в начале февраля. Весьма вероятно, что Роммель отступит в направлении тунисского выступа со своими силами, которые достигают приблизительно 70 тысяч германских войск и такого же количества итальянцев. Две трети всех войск состоят из административно-снабженческих частей. Война на африканском побережье обходится противнику очень дорого ввиду тяжёлых потерь, которые он несёт при перевозках и в портах. Мы сделаем всё возможное для скорейшего окончания этой операции…
…На командный пункт армии приехал командующий фронтом генерал Рокоссовский. Спросил командарма Батова:
— Как развивается наступление?
— Войска продвигаются.
— Точнее, пожалуйста. Как продвигаются?
— Ползут.
— Далеко ли доползли?
— До второй горизонтали высоты 1215.
Рокоссовский засмеялся:
— Если войска вынуждены ползти, да ещё до какой-то воображаемой горизонтали, то не лучше ли прекратить наступление?
— Нет, там сильная часть, штрафбат вашего имени.
— Как это, моего имени?
— Они сами себя зовут «бандой Рокоссовского», — пояснил командарм.
— Надо же!.. И они возьмут курган?
— Возьмут.
— Тот, который до них штурмовали шестнадцать раз?
— Предлагаю пари, товарищ командующий фронтом.
— Пока не ознакомлен со всеми обстоятельствами, пари принимать не могу.
— …А кто у вас самый отчаянный? — спросил Рокоссовский.