Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века
Шрифт:
25 февраля 1930 года в связи с деятельностью отца Иоанна как благочинного власти арестовали его, обвинив в том, что он «организовал вокруг себя окрестное духовенство, собирал нелегальные совещания у себя на квартире, на которых инструктировал духовенство в его антисоветской деятельности».
На допросах отец Иоанн не согласился с лжесвидетельствами о себе и сказал: «Предъявленное мне обвинение в антисоветской агитации считаю результатом оговора лиц, недоброжелательно по отношению ко мне настроенных. Заявляю: никогда и нигде против советской власти не говорил. Все читаемые мною проповеди носят исключительно религиозный характер, и ничего антисоветского в них нет. С прихожанами имею общение только церковного характера».
22 марта 1930 года тройка ОГПУ приговорила отца Иоанна к трем годам ссылки в Архангельск.
По возвращении в 1934 году отца Иоанна из ссылки епископ
Отец Иоанн был человеком необыкновенной кротости и смирения, никогда не повышал голоса, но со своими детьми бывал строг в тех случаях, когда они этого заслуживали, когда шалости обращались в проступки. В обращении с прихожанами он был бессребреником и принципиально не брал денег за требы. Люди помогали ему кто чем мог, чаще всего продуктами, так как сами были бедны и деньги мало у кого в то время были.
Однажды его позвали к умирающему довольно далеко от села, где жил священник. За ним прислали лошадей, и он поехал. Исповедал и причастил умиравшего, но обратно ехать на лошадях отказался: «Завтра лошади вам самим в хозяйстве будут нужны, а я домой потихоньку пешком дойду».
Время было уже вечернее, дорога шла густым старым лесом. Вечер быстро перешел в ночь, и в лесу стало непроглядно темно. Пока светила луна, он еще как-то различал, куда идти, но когда луна скрылась, дороги не стало видно, и отец Иоанн заблудился. Долго он ходил, высматривая, не мелькнут ли между деревьев крыши деревенских домов или купол храма. Но сколько ни шел, сколько ни высматривал — ничего не было видно, а чем дальше, тем становилось все холоднее. Устав, отец Иоанн присел отдохнуть и увидел, что рядом, совсем недалеко от него, сидит на пне старец, весь в белом. Старец спросил его:
— Ты что ищешь, отче?
— Ищу свой храм, дом свой ищу. Заблудился я, отец.
— Что же ты ищешь, вон — прямо перед тобой твоя церковь-то.
Глянул отец Иоанн, присмотрелся, и действительно, он недалеко был от храма. Хотел он поблагодарить старца, оглянулся, но того уже не было. Придя домой, он первым делом отслужил благодарственный молебен святителю Николаю, в честь которого был освящен храм.
27 ноября 1937 года власти вновь арестовали священника и заключили в Бутырскую тюрьму в Москве. Отец Иоанн был обвинен в проведении подрывной антисоветской деятельности, выражавшейся в том, что он высказывался вслух о незаконности своей ссылки в 1930 году и говорил, что по воле большевиков многие люди страдают в лагерях безвинно. Кроме того, священника обвинили в том, что он с целью подрыва колхозного строя устраивал торжественные церковные службы и затягивал их дольше обычного времени, что будто бы привело к массовым невыходам на работу крестьян.
Протоиерей Иоанн категорически отверг все возводимые на него обвинения.
— Дайте показания о вашей церковной деятельности, — потребовал следователь.
— Моя церковная деятельность началась с 1903 года, сначала диаконом, затем священником и продолжается по настоящее время, — ответил священник.
— Какие вы имеете награды и поощрения за церковную деятельность?
— Я награжден Священным Синодом наперсным крестом, саном протоиерея и митрой.
— Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности, признаете ли вы себя виновным?
— Антисоветской деятельностью я не занимался, виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю.
На этом допросы были закончены. 5 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Протоиерей Иоанн Виноградов был расстрелян 9 декабря 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
После ареста священника его супруга Мария Федоровна всю себя посвятила духовной и церковной жизни. Все мирское ее перестало интересовать, из дома она ходила лишь в церковь. Дочь ее работала в сельсовете, и поэтому им выделили небольшую хибарку, в которой жили Мария Федоровна и ее дочь Антонина с сыном. Мария Федоровна ходила в храм в селе Виноградово и пела там на клиросе. Жила она в чуланчике, выгороженном из веранды. Она ни с кем не разговаривала, потому что ее интересовало только церковное, а окружающих ее людей — мирское. После ареста отца Иоанна Мария Федоровна с сыном Серафимом пытались узнать о судьбе священника. Но в конце концов им в НКВД сказали: «Если будете сюда ходить, то мы вас выселим. Не ходите и не ищите его».
В селе Вышелец было две церкви: одна летняя, а другая зимняя, обе деревянные. Одна церковь вскоре после ареста священника сгорела.
ИСТОЧНИКИ:
ГАРФ. Ф. 10035, д. П-46623, д. 19552.
РГИА. Ф. 831, оп. 1, д. 281.
Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Кн. 6. Тверь, 2002. С. 418—427.
Ноября 27 (10 декабря) Священномученик Николай (Добронравов)
Составитель игумен Дамаскин (Орловский)
Священномученик Николай (в миру Николай Павлович Добронравов) родился 21 ноября 1861 года в селе Игнатовка Дмитровского уезда Московской губернии в семье священника. В 1881 году Николай Павлович окончил Московскую Духовную семинарию, а в 1885 году — Московскую Духовную академию и стал преподавать богословие и Священное Писание в Вифанской Духовной семинарии. Женился. Был рукоположен в сан священника, служил в храме Александровского военного училища и преподавал Закон Божий в 7–й московской мужской гимназии, в гимназии Поливановой и в гимназии Арсеньевой. После революции 1917 года и закрытия Александровского военного училища отец Николай был переведен в храм Всех Святых на Кулишках. Он был одним из активнейших участников Поместного Собора 1917–1918 годов.
Летом 1918 года власти приняли решение арестовать священника. 19 августа сотрудники ЧК во главе с комиссаром Реденсом пришли к храму Всех Святых, чтобы произвести обыск. Церковь была закрыта, и чекисты, найдя настоятеля храма протоиерея Николая, потребовали, чтобы он выдал им ключи. Отец Николай ответил, что при обыске храма необходимо присутствие председателя приходского совета. После такого ответа священник был арестован и отвезен в тюрьму ЧК на Лубянке. На допросе следователь спросил, у кого находятся ключи от храма, и отец Николай ответил, что у церковного старосты. Во время обыска чекисты обнаружили дневники священника с краткими заметками, касающимися, в частности, восстания большевиков 3–5 июля 1917 года в Петрограде, а также сопротивления юнкеров большевикам в ноябре 1917 года. Под датой 2 (15) ноября 1917 года отец Николай записал: «Страшный день сдачи большевикам». Допрошенный относительно всех этих событий протоиерей Николай ответил, что в июле 1917 года он действительно выезжал в Петроград по вызову Святейшего Синода для принятия участия в предсоборных совещаниях. В подавлении восстания большевиков никакого участия не принимал, находясь в это время на совещании. В то время, когда на улице началась стрельба, председательствующий архиепископ Сергий (Страгородский), обратившись к присутствующим, предложил не прерывать собрания и продолжать работу. «Во время Октябрьской революции я находился в своей квартире в Александровском военном училище, где занимал должность законоучителя и настоятеля церкви. Там же находились юнкера, так как училище было штабом юнкеров. Училище находилось под обстрелом. 1 ноября тяжелым снарядом были разбиты стена и окно в моей квартире. В эту же ночь у меня ночевало несколько семейств офицеров. 2 ноября училище было сдано большевикам. 3 ноября происходила сдача оружия. В выступлении юнкеров я никакого участия не принимал. Как настоятель собора, я принимал участие в похоронах юнкеров и офицеров, погибших в Гражданскую войну. Проповеди в церкви произносил не особенно часто, содержания чисто религиозного, не касаясь политической жизни. Против новой власти никогда не агитировал, ни к какой партии не принадлежал».
По окончании следствия Реденс написал свое заключение: «Из допроса гражданина Добронравова я вынес впечатление, что он принимал участие в политической жизни… хотя у меня нет материалов, дабы установить его роль в событиях июля 1917 года, а также в Октябрьской революции; из всего же видно, что это вредный для революции»тип», который, будучи на свободе, наверняка спокойно сидеть не будет. Поэтому предлагаю отправить его в концентрационный лагерь».
3 декабря 1918 года президиум Коллегии отдела ЧК принял решение о заключении отца Николая в концлагерь. Однако руководители ЧК отправили дело на доследование, и в конце концов 16 апреля 1919 года было принято решение, что, поскольку явных улик против священника нет, его следует освободить.