Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского. Книга седьмая. Март
Шрифт:
Юноша тот ничего не отвечал бесам, не желая и слушать их, но все время плакал о грехах своих. Бесы долгое время говорили эти и подобные им слова юноше, увлекая его ко греху; но когда увидели, что он их не страшится и не думает бежать с кладбища, начали сильно бить его и хотели уже было совсем умертвить его, если бы это было попущено им от Бога. Потом бесы ушли от юноши, оставив его едва живым. Он же, пролежав долгое время на земле как мертвый, как только пришел в чувство, снова начал плакать и рыдать о грехах своих. Когда родственники его, искавшие его по всем местам, нашли его на кладбище, то умоляли его возвратиться домой; но он не хотел и слушать их, говоря, что согласен лучше умереть, нежели возвратиться к прежней жизни.
На следующую ночь к юноше снова приступили бесы,
– Победил, победил, победил ты нас!
Таким образом покаяние, соединенное со смирением, и терпение, соединенное с мужеством, привело бесов в отчаяние и они уже не могли сделать юноше никакого зла.
Юноша тот остальное время жизни своей провел в подвигах добродетели и явил собою многим грешникам, отчаивающимся в спасении своем, образец истинного покаяния.
Рассуждая же о высокомудрствовании, низводящем человека в бездну погибели и лишающем его благодати Божией, и смиренномудрии, возносящем человека к Богу, преподобный Иоанн предложил такой рассказ:
– Был один монах, живший во внутренней пустыне, в добродетели проведший многие годы своей жизни, но в старости подвергшийся искушению, по коварству демонов, и едва не погибший по причине своего высокомудрствования. Инок тот подвизался в великом безмолвии, проводя все дни и ночи в молитвах, пении псалмов и богомыслии. За свою добродетельную жизнь он удостоился даже видений божественных, причем одни из них имел в бодрственном состоянии, а другие во сне (впрочем, сон его был очень непродолжителен и тонок, так что его едва можно и назвать сном). Инок этот столь усердно стремился к жизни бестелесной, что нисколько не заботился о пище для тела, так что не обрабатывал земли и не возращал садовых деревьев; всецело надеясь на Бога, он с тех пор, как поселился в пустыне, никогда не имел заботы о том, как и чем питать свое тело. Оставив все привязанности земные, он горел желанием приблизиться к Богу, с нетерпением ожидая отшествия от тленного Мира сего.
Постоянно помышляя о вещах невидимых и небесных, инок тот проводил многое время добродетельную жизнь, причем тело его никогда не изнемогало от его подвижнического жития и душа его никогда не была смущаема трудностью подвигов. Его жизнь расположилась как бы в некоей удобной середине между плотским и бесплотным бытием; инок тот был как бы ни вполне бесплотным, ни вполне плотяным человеком.
За свою добродетельную жизнь инок тот был награжден от Бога тем, что ему приносился хлеб невидимою рукою: входя в свою пещеру, он находил у себя на столе чистый хлеб в количестве, достаточном для двух или трех дней. Когда инок тот чувствовал потребность в подкреплении себя пищею, то, помолившись Богу, он вкушал хлеба того, а затем песнопением насыщал свою душу, постоянно пребывая в молитве и богомыслии, совершенствуясь день ото дня и предаваясь всецело упованию благ будущих. И уже он стал помышлять о возмездии своем и вознаграждении от Бога за свою добродетельную жизнь, причем представлял это возмездие, как бы имеющимся в его руках, но это-то и было причиною его падения.
Ему пришла в голову мысль, что он достойнее других пред Богом и более всех других людей имеет права на получение от Бога благодати и благ небесных; в то же время он помышлял в себе, что он ни в каком случае уж не может впасть в грех и оставить столь высокую добродетельную жизнь.
Когда инок так помышлял о себе, в нем зародилось вскоре сначала незначительное уныние, потом начала развиваться леность и уже вскоре вполне развились в нем уныние и леность, он начал вставать от сна и петь псалмы с каждым днем все позднее и позднее, молитвы его становились с каждым днем короче. Помысел его говорил ему: немного отдохнуть необходимо, и он соизволял помыслу своему и смущался сердцем; сделав усилие, он побеждал леность и смущение помыслов, но потом снова предавался прежнему смущению и лености.
После обычных молитв, войдя однажды в пещеру,
На другой день после обычных молитв и псалмопений, вечером, придя в свою пещеру для того, чтобы подкрепиться здесь пищею, он по-прежнему нашел хлеб, но уже грязный и нечистый, чему он много удивлялся и о чем много скорбел; однако, взяв хлеб, он вкусил его и подкрепил им свои силы.
Когда наступила третья ночь, к одному злу он прибавил еще и другое: нечистые мысли смущали его все более и более, и он был настолько смущен похотью любодеяния, что представлял себя лежащим около женщины.
Когда окончилась ночь, утром инок тот совершил свое обычное молитвенное правило, уже сильно смущаясь нечистыми мыслями. Вечером же он вошел в келию для того, чтобы вкусить хлеба, но нашел его не только нечистым, но и как бы изглоданным мышами и псами, так как только остатки хлеба валялись по полу. Тогда инок вздохнул и прослезился, но не настолько сокрушился в сердце своем, сколько нужно было бы для препобеждения нечистых мыслей и похоти прелюбодеяния. Подняв валявшиеся на полу крупицы хлеба, он вкусил небольшую часть их; не насытившись ими, лег спать. Тотчас голова его наполнилась множеством нечистых и суетных мыслей, влекших его из пустыни в мирскую жизнь; вместе в тем в нем сильно возгорелась похоть плотская, и он уже не мог более бороться с собою.
По попущению Бога (соизволившего так на время для отвращения инока от высокоумия), инок тот встал с постели и ночью отправился в пустыню, надеясь где-нибудь встретить какое-либо мирское селение.
Когда наступил день и солнце стало палить невыносимо, старец тот утомился от пути, так как был уже не молод, а между тем путь, намеченный им, был далек еще до конца. Поэтому он смотрел по сторонам, нет ли где монастыря, в котором он мог бы отдохнуть. Случилось, что, по усмотрению Божию, на пути его встретился некоторый монастырь. Когда старец вошел в него, то братия монастыря того весьма ласково и с честью приняли его как бы какого великого подвижника, умыли ему лицо и омыли ноги и, сотворив молитву, предложили ему вкусить ради любви что-либо из предложенного ему. Когда старец несколько подкрепился, братия стали просить его сказать им слово наставления о том, каким образом они могут избавляться от козней диавола и как можно препобеждать нечистые помыслы.
Старец начал их учить, наставляя их, как отец детей, и увещевая их быть твердыми и мужественными в подвигах, так как не по долгом времени они будут успокоены от трудов своих в обителях Христовых; много и другое говорил старец инокам, поучая их быть твердыми в подвигах постничества.
Когда же старец окончил свою беседу и лег отдохнуть на некоторое время в месте уединенном, он стал размышлять о том, почему он других поучает, а о себе самом не заботится нисколько, другим предлагает беседу для пользы душевной, а себя соблазняет, других наставляет на путь спасения, а сам отдаляется все более и более от спасения и увлекается к погибели.
Размышляя так, старец сознал себя побежденным нечистыми помыслами, после чего снова возвратился в пустыню, уже не тихо шествуя, но как бы бежа к прежнему месту своего обитания, плача о падении своем и говоря: «Если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась бы в ад душа моя» (Пс.93:17). И сбылось на иноке том сказанное Премудрым: «брат от брата помогаем, тако град тверд и высок, укрепляется же такоже основанное царство».
С тех пор инок тот совершенно исправился и очистился от греха своего; затворившись в пещере своей, он пал на землю, посыпая главу свою землею, плача и рыдая многие дни, и не вставал старец тот до тех пор, пока не был извещен ангелом о том, что Бог принял его покаяние. Но несмотря на то, что покаяние старца было принято, он уже не получал более хлеба, посылаемого раньше Богом, и должен был питаться от трудов рук своих. Так высокоумие смиряет человека!