Живая древняя Русь. Книга для учащихся
Шрифт:
При царе Борисе Годунове столп надстроили на два яруса и позолотили макушку, он поднялся над землею более чем на восемьдесят метров! Это было чудо из чудес. От сказочной высоты кружилась голова. Москва не знала еще таких высоких сооружений. Ничего подобного никогда не знала и вся московская земля. Верхний ствол Ивановской колокольни тогда же опоясали тройной золоченой вязью-надписью, прославляющей Бориса и его сына.
А. М. Васнецов. Царская площадка и Красное крыльцо Грановитой палаты в Кремле.
В
Итак, поднимемся по ступенькам звонницы, которые помнят и своего первого строителя Бона Фрязина, и Ивана III, и пышные свиты иноземных путешественников, и монахов, и стрельцов…
Нелегко пересчитать ступени лестницы, ведущей до купола. На первом ярусе еще, наверное, не собьешься, восемьдесят три раза став на каменные ступени. На втором же ярусе — прежде чем начать восхождение, отдохни и в пути не споткнись — ведь здесь — без одной! — полторы сотни выступов. А когда доберешься до вершины, сделаешь 329 шагов по каменным уступам. Трудно, но вскарабкаться все-таки можно. А вот опуститься вглубь… Археологи говорят, что основание башни уходит под землю на десятки метров и находится чуть ли не на уровне дна Москвы-реки.
Полюбился столп-великан, и пристроили к нему позднее две нарядные звонницы — Петровскую и Филаретовскую, завершающуюся шатром с башенками по углам. Почти четыреста лет красуется над всем Кремлем Иван Великий, олицетворяя государственную мощь России.
Смотришь на массивное здание и невольно поражаешься его стройности, его неудержимому, я бы сказал, ракетному устремлению в небеса, ввысь, в космос. Чем объяснить эту «взлетную» архитектуру, рожденную средневековьем? Инженерный секрет не так-то уж и сложен. Высота каждого последующего яруса уменьшается, хотя эта особенность почти незаметна стоящим на земле. От белокаменного цоколя, от нижних ярусов-восьмигранников столп «летит» к цилиндрическому верхнему ряду, увенчанному медной золоченой луковицей.
Когда лихие и умелые звонари-музыканты ударяли в двадцать с лишним колоколов Ивана Великого, то вся Москва наполнялась праздничным гулом. Самый большой колокол на звоннице весит ни много ни мало — четыре тысячи пудов. Он не трезвонил, как другие, более мелкие била, а издавал таинственный глуховатый гул. Недаром поэт написал: «Гудит, гудит Иван Великий, как бы из глубины веков идущий зов!». Эти московские колокола отличались особо мелодичным звуком; отлиты они были знаменитыми литейщиками — пушечных и иных дел мастерами.
Большое помещение внутри звонницы использовалось по-разному. В семнадцатом веке в нижнем зале стоял огромный медный глобус, привезенный в Москву нидерландским посольством.
При царе Алексее Михайловиче глобус, ярко раскрашенный, изображающий растительный и животный мир, служил пособием на уроках географии. Его с живым интересом рассматривал царевич Петр. Когда в Москве открыли первую навигационную школу, т. е. школу, где готовили мореплавателей, Петр Первый распорядился перенести глобус в навигационные классы, что в Сухаревой башне.
В Петровскую же эпоху один из любимцев Петра — Меншиков, светлейший князь, обладавший одно время почти монаршей властью, «счастья баловень безродный, полудержавный властелин», — решил поставить сооружение в Москве, которое было бы выше Ивана Великого. Так была сооружена башня, получившая название Меншиковой. Шпиль башни — пусть и деревянный — поднимался выше знаменитого столпа. Меншикову башню стали в народе называть сестрой Ивана Великого. Но главенствовала в небе Москвы она недолго. Дерево не камень — ударила молния и срубила ее огромный шпиль. Гибель шпиля как бы символизировала и судьбу Меншикова, кончившего свои дни в Березове, в сибирской ссылке. Опять колокольня Ивана Великого стала самым высоким зданием в Москве. Многое повидал златоглавый великан. Например, в пору подавления одного из многочисленных в те времена мятежей возле колокольни солдаты Преображенского полка громкими голосами «кликали клич», чтобы «всяких чинов люди ехали бы в Преображенское, кто хочет смотреть разных казней, как станут казнить стрельцов и казаков яицких, а ехали б без опасения». Запомнила старая Москва, как безвестный изобретатель-самоучка пытался демонстрировать у Ивана Великого свой летающий аппарат, но потерпел неудачу и был беспощадно «бит батогами, сняв рубашку». В совсем иное время, когда «шумел-горел пожар московский» и когда вражеские полчища покидали Белокаменную, Наполеон приказал взорвать Ивана Великого. Французам удалось подорвать звонницы-пристройки, но столп был сооружен так прочно, что выдержал взрыв и устоял. Разрушенные части восстановил архитектор Д. Жилярди, много и удачно строивший в послепожарной Москве.
С колокольней Ивана Великого связаны памятные эпизоды в жизни писателей, художников, зодчих. Курчавый и быстроглазый мальчик, стремглав преодолев ступени, взобрался на колокольню и глядит восхищенно на город внизу, под ногами. Маленький Пушкин, будущий великий поэт, страстно любил смотреть на Москву с огромной высоты.
Колокольня Ивана Великого. 1505–1600.
Теремной дворец в Москве. 1635–1636.
Юный Лермонтов, родившийся в Москве, восторженно писал:
«Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! у нее есть своя душа, своя жизнь.
О, какое блаженство внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус Ивана Великого, облокотись на узкое, мшистое окно, к которому привела вас истертая, скользкая витая_ лестница, и думать, что весь этот оркестр гремит под вашими ногами, и воображать, что все это для вас одних, что вы царь этого невещественного мира, и пожирать очами этот огромный муравейник, где суетятся люди, для вас чуждые, где кипят страсти, вами на минуту забытые!.. Какое блаженство разом обнять душою всю суетную жизнь, все мелкие заботы человечества, смотреть на мир — с высоты!»