Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
История — святая, поучительная.
Владимир Стойчев. Плечо к плечу, штык к штыку
Выйдя из гитлеровской коалиции, Болгария внесла свой посильный вклад в окончательную победу над фашизмом. На полях сражений плечо к плечу, штык к штыку сражались советские и болгарские воины.
Я восхищался советским военным искусством еще до того, как стал командующим Первой болгарский армией, постоянно с большим вниманием следил за операциями на советско-германском фронте. На меня особенно сильное впечатление производило умение советского командования быстро и организованно переходить от оборонительных к наступательным действиям, доводя
Прежде всего хочу назвать прославленного маршала Федора Ивановича Толбухина. Мы встретились в одном из югославских сел. Принял меня Федор Иванович сердечно, тепло. Он крепко пожал мне руку, задержав ее долго в своей, и посмотрел мне прямо в глаза — мы, военные, можем понять друг друга с первого взгляда. После мы долго говорили. Федор Иванович расспрашивал о положении дел в нашей армии, о нашем вооружении, о настроении солдат и офицеров, давал советы к предстоящим сражениям. Да, это был Воин с большой буквы, и каждое слово его и мысль преследовали строго определенную цель — научить нас воевать против опытного и коварного противника, воевать так, чтобы малой кровью добиваться больших побед. Последний раз мы встретились во время исторического Парада Победы в Москве на Красной площади. Мы обнялись. «Победили!» — сказал Федор Иванович. Сколько было в этом слове гордости за советского солдата, сколько уважения к нам, солдатам стран, выступившим вместе с советскими братьями против коварного врага. Для меня маршал Толбухин — олицетворение самой передовой военной теории и практики. Он не жалел сил, энергии и ума, чтобы передать нам свое умение, свой боевой опыт. В окопах, в атаках и контратаках, в жестоких сражениях мы, болгары, особенно остро почувствовали силу братской помощи, а советские воины поняли, что в лице болгар они имеют надежного союзника.
Яркий пример нашего боевого сотрудничества — бои южнее Балатона в марте 45-го, где особенно наглядно проявилась взаимовыручка, боевая солидарность наших солдат… Помню день 30 марта 1945 года, когда радио Москвы сообщило, что войска 3-го Украинского фронта и Первой болгарской армии прорвали сильно укрепленные неприятельские позиции южнее озера Балатон и продолжают наступление на запад. В приказе Верховного Главнокомандующего объявлялась благодарность ряду советских генералов и офицеров, а также мне как командующему армией, начальнику политотдела армии Штерю Атанасову, командиру третьего корпуса Тодору Тошеву, другим болгарским генералам и офицерам.
…Говоря о войне, о вкладе Болгарии в победу над врагом, нельзя не сказать о таком качестве наших бойцов, как храбрость, массовая храбрость. Напор болгарских солдат в атаке, твердость при обороне, готовность к самопожертвованию — эти качества мы ни у кого не занимали, они у нас в крови. Болгарин в бою — надежный товарищ, на него можно положиться. Он всегда протянет руку помощи другу по оружию. Так было не только между болгарскими, но и между болгарскими и советскими воинами. Не раз, например, во время боя советские санитары прежде всего оказывали помощь и эвакуировали в тыл раненых болгарских солдат. Так же поступали и болгарские санитары по отношению к советским солдатам.
Патриотизм — тоже характерная черта нашего воина. Вдали от Родины он сражался именно за нее, за свой народ, за то, чтобы принести ему желанную свободу.
Парад Победы — одно из самых светлых моих воспоминаний! Разве можно забыть великую гордость за русских храбрых солдат, за болгарских воинов, бурлившую в сердце при виде фашистских знамен и штандартов, с презрением брошенных на брусчатку Красной площади. Я помню, что маршировал по площади в едином строю с советскими солдатами и как бы ощущал за своей спиной поступь новой болгарской армии, рожденной в огне сражений с ненавистным
Владимир Евтушенко. Марш без привалов
Под усиливающимися порывами холодно-волглого балтийского ветра дымы горящих зданий и тлеющих развалин стлались по-над землей, обволакивая разрушенный город черной пеленой, слепя глаза идущих форсированным маршем бойцов. Сквозь черную мглу всплескивались косматые факелы пожарных огней на ближних и дальних улицах, они то стихали на минуту-другую, ослабленно никли, то вдруг, неистово вспыхивая, гулко взметались ввысь: казалось, будто невидимый, прячущийся где-то там, в трущобных завалах, неутомимый истопник подбрасывал в этот адский костер все новые и новые порции горючего материала, злорадно потешаясь над буйством огня, разгулом его стихии.
Варшава горела несколько дней и ночей кряду. Январь сорок пятого года принес ей долгожданное освобождение от вражеской оккупации. Под мощным натиском советских дивизий и соединений Войска Польского гитлеровцы спешно отступали, стремясь вырваться из плотного окружения. В злобе и неистовстве они, уходя из города, подвергли его сплошному разрушению, уничтожили тысячи жителей — и тех, кто восстал против них, бесстрашно выступив с оружием в руках, и тех, кто ни в чем не был повинен, — женщин, детей, стариков.
Не оставить камня на камне, стереть Варшаву с лица земли — эту задачу немецкое командование методически решало в дни временного хозяйничания в ней и после того, как в городе взвились национальные флаги Польского государства. Армады бомбардировщиков с черными крестами на плоскостях сбрасывали свой смертоносный груз на все, что, как казалось фашистским летчикам, еще не было разрушено. От города остались на многих кварталах закопченные дымом бесформенные нагромождения камней, зубчатые остовы развалин, засыпанные битым кирпичом, стеклом, остатками деревьев площади и улицы, парки и скверы, сады и аллеи.
Но жизнь брала свое, и Варшава уже жила жизнью столичного города, преодолевая многие беды, задыхаясь в дыму нестихающих пожаров. И воины-освободители стремились сделать все, что в их силах, что поможет облегчить его участь, уменьшить потери и беды, навести порядок, создать мало-мальские условия существования для мирных жителей и прежде всего — обезопасить их от бомб замедленного действия, мин и сюрпризных фугасов, «щедро» разбросанных, хитро замаскированных врагом.
Сержант Владимир Горяйнов, шагая впереди небольшого отряда саперов, посматривал по сторонам улицы — такой же разбитой, как и все другие улицы города, но уже сносно расчищенной и пригодной для того, чтобы можно было двигаться машинам, повозкам, кавалеристам, пехотинцам. Изредка проходили жители Варшавы, прижимаясь к обочине тесной дороги, чтоб не мешать военному потоку, устремленному на запад, приветственно махали сержанту и его товарищам по оружию, светло и радостно улыбались своим освободителям, и эти улыбки порождали ответные на усталых лицах воинов.
Письмо от матери он получил несколько дней назад, когда их 1030-й стрелковый полк стоял в Праге — предместье Варшавы. Мать писала, как и прежде, чтобы он, Владимир, не волновался, не беспокоился о домашних, что житуха в селе налаживается, потихоньку люди «выкарабкиваются» из нужды-печали, так как урожай на полях колхоза собрали полностью, до снега. То ничего, что зерна на трудодни дали самую малость, хлеб нужен фронту — кто этого не понимает? — и его отправили почти весь на зернопункт, зато картоха уродилась неплохая, есть и бурачки. Так что держаться можно…