Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Утро 25-го было туманным. Это было нам на руку — меньше риска. Мы беспрепятственно форсировали Эльбу и продвинулись в юго-западном направлении к городу Штрела. Выбрали высокое сухое место, удобное для наблюдения, оборудовали позиции и стали ждать. В городе — никаких признаков жизни. Однако входить в него мы опасались. Выслали наблюдателей в Штрелу и ее окрестности. Фашисты воевать умели и нас приучили не допускать оплошностей.
Около полудня услышали шум моторов. В город въехали американцы на автомобилях, о чем мы догадались, когда увидели серию зеленых ракет. Командир полка предупредил нас, что
После короткой заминки я попытался обменяться информацией с американским лейтенантом о расположении наших частей. Но мы не понимали друг друга. Тогда я повернул его лицом к Эльбе и указал на Крайниц, а затем показал этот же поселок на карте. Мы поняли друг друга и рассмеялись.
День был солнечный, теплый. Наши солдаты впервые ходили в полный рост. Медали на гимнастерках блестели в лучах солнца. Было такое чувство, что война кончилась. Это были мгновения безмятежного счастья и надежды. Мгновения, которые я запомнил на всю жизнь.
Фамилию лейтенанта Альберта (Бака) Котцебу я узнал позже, когда он со своим разведпатрулем переправился к нам в полк по приглашению подполковника Гордеева. Здесь я познакомился и с рядовым Джозефом Половски. Однако подружились мы 10 лет спустя, в 1955 году, когда он приехал в Москву. Вспоминая тогда первую встречу на Эльбе, мы поклялись сделать все для того, чтобы никогда больше не допустить войны.
Джо Половски. Пусть меня похоронят в Торгау
Я был рядовым 3-го взвода роты «С» 273-го пехотного полка 69-й дивизии 1-й армии. Мы повидали немало сражений, прежде чем выйти на спокойный участок фронта у притока Эльбы — реки Мульде. Город назывался Требзен и находился в 20 милях от Эльбы.
24 апреля 1945 года меня вызвали в штаб роты, где рассматривались документы немцев, как неблагонадежных, бывших нацистов, так и тех, кто предлагал свою кандидатуру на какую-нибудь официальную должность. Я был единственным человеком в роте, владевшим немецким языком.
Позвонили из штаба батальона. Приказали сформировать патруль — семь «джипов», 28 человек, выехать за линию расположения армии миль на пять и посмотреть, нет ли каких-либо признаков появления русских. По всей видимости, они должны были находиться где-то в 20–30 милях к востоку от нас. Вообще-то не предполагалось, что мы их встретим. А если встретим и произойдет какое-нибудь недоразумение, выпутываться должны будем сами. Детальными планами встречи с русскими занимаются в штабе Эйзенхауэра. Мы же — обычный патруль. Выехать за пределы пяти миль можем только под личную ответственность. И если что пойдет не так, вместо славы героев получим военно-полевой трибунал.
Начальство опасалось, что если наши армии встретятся на полном ходу, сналету, то возможны столкновения. Если две армии, пусть и дружественные, стремительно двигаются навстречу друг другу, многие парни могут быть покалечены.
Поэтому
По единодушному мнению, лейтенант Котцебу был лучшим командиром взвода в нашей роте. Он был хладнокровен, молод — лет двадцати пяти. Котцебу быстро собрал «джипы» и людей. Поскольку я говорил по-немецки, он взял меня с собой в головной «джип». Перед выездом нас предупредили, что в этом районе некоторые взводы других рот попали под сильный огонь немцев.
Мы были в 70 милях к югу от Берлина. Севернее нас шла битва за Берлин. Все немецкие солдаты были призваны оборонять столицу. Однако по пути нам попадалось огромное количество — целые потоки — дезертиров; некоторые были переодеты в женское платье. Все дороги были забиты беженцами. В основном это были женщины, дети и старики.
Мы двигались медленно. Выехав около полудня, прошли всего семь миль и застряли в маленьком городке Кюрен. Весь вечер Котцебу тщательно изучал карты. Мы опросили каждого, кто имел хоть какое-нибудь представление о местонахождении русских.
К этому времени мы проехали только треть пути. На рассвете Котцебу принял решение двигаться дальше. Решение вызвало всеобщее ликование. Мы попрыгали в «джипы» и тронулись в путь. Неизвестно, что ждало нас впереди. К полудню на дороге опять стали попадаться бесконечные потоки освобожденных из концлагерей гражданских лиц, угнанных в Германию, батраков, а также военнопленных, бывших солдат союзных армий. А еще — вы не поверите — у Эльбы нам встретились целые моря густой сирени. После многих дней в окопах это воспринималось как торжество жизни над смертью.
Мы шутили, что на пути в Ханаан подошли к берегам Иордана. К радости примешивалась печаль — нам сообщили, что две недели назад скончался президент Рузвельт. Мы знали также, что сегодня, 25 апреля, в Сан-Франциско рождается Организация Объединенных Наций. Представляете, в тот самый день, когда произошла наша встреча с русскими на Эльбе!
Это было невероятное чувство. Эльба появилась перед нашими глазами около 11.30 утра — быстрая река около 175 ярдов в ширину. Котцебу выпустил две зеленые ракеты. Минут через десять наши крики — дул западный ветер — услышали на противоположном берегу. Русские начали махать нам, приглашая перебраться к их позициям. Но как переправиться через реку? Мостов не осталось — одни, отступая, взорвали немцы, другие уничтожили бомбардировщики союзников и русская артиллерия.
Мы находились в Штреле, примерно в 16 милях от Торгау. На русском берегу Эльбы виднелись остатки стального моста, выступающие над рекой ярдов на пятьдесят. На «нашей» стороне — прикованные цепью к берегу баржа и две лодки. Котцебу гранатой взорвал цепь. Шестеро из нас сели в лодку. В руках самодельные весла. С огромным трудом удалось догрести к фермам моста, торчащим вблизи противоположного берега. Выбравшись на берег, мы увидели идущих к нам трех русских солдат.
На 50 ярдов по обе стороны от нас земля была сплошь устлана мертвыми телами — женщин, стариков, детей. Я до сих пор помню мертвую девочку лет пяти-шести: одной рукой она прижимала куклу, а другой держалась за руку матери. Трупы лежали на берегу, как дрова.