Живое золото
Шрифт:
Прокопулос почувствовал приступ раздражения. Все было так зыбко и расплывчато! Дэйн был только частью проблемы. Не следовало забывать и об эль-Тикхейми, который, возможно, находился сейчас несколько севернее и как раз ехал в Омдурман. Еще одной частью проблемы был сам Харит, которому ни в коем случае не следовало доверять. И было что-то еще, касающееся четырех подозреваемых, что-то важное. Какая-то промелькнувшая мысль, связанная с работой Дэйна в Эль-Джезире, с его долгим пребыванием на Канарах и с внезапным отъездом в Дакар. Что ж это за мысль? Какая из
– Простите, мистер Прокопулос, это там случайно не Адре? – прервал его размышления ван Хаарнин.
Прокопулос поднял голову и увидел стоящий на пологом склоне розово-оранжевый город. Большинство домов было крыто шифером или черепицей, что придавало городу сходство с европейской деревней.
– Да, – ответил Прокопулос, – это Адре. – Он попытался вспомнить ускользавшую мысль, но та уже исчезла. А может, и вовсе не существовала.
– Здесь уже прохладнее, – заметил ван Хаарнин. – И сам город выглядит довольно мило.
– Да, действительно, – согласился Прокопулос. – Может, попросить господина Харита остановить машину, чтобы вы могли сфотографировать город?
– Нет-нет, спасибо, – сказал ван Хаарнин. – Я повидал множество подобных городов. Обычно я не снимаю ландшафты и памятники архитектуры.
– А что же вы фотографируете? – спросил Прокопулос.
– Людей, – ответил ван Хаарнин. – Меня привлекают лица людей. История каждого человека запечатлена на его лице.
– Да, так говорят.
– А иногда на чьем-нибудь лице можно прочесть историю целой страны или расы, – сказал ван Хаарнин. – По лицу человека нетрудно прочесть его прошлое, а порой даже и будущее.
– И что, для этих свидетельств судьбы вам требуется два фотоаппарата? – поинтересовался Чарльз Отт.
– На самом деле это необязательно. Просто я предпочитаю для портретов использовать «Роллекс», а для фотографий навскидку – «лейку». Часто кого-нибудь можно сфотографировать лишь неожиданно.
– Очень любопытно, – пробормотал Прокопулос.
– Я рад, что вы так считаете, – сказал датчанин. – Вы обязательно должны разрешить мне сфотографировать вас, мистер Прокопулос. Я пришлю вам фото, когда вернусь в Европу и проявлю пленки.
– Я уверен, что это будет замечательно, – нахмурившись, проронил Прокопулос. – Вы прочли на моем лице какую-то историю?
– На каждом лице написана своя история. Но ваша выглядит очень запутанной.
– Для меня в этих рассуждениях слишком много всякой дурацкой мистики, – заявил Отт. – Может, вы хотите получить и мою фотографию?
– Она у меня уже есть, – ответил ван Хаарнин.
– То есть как?
– Я взял на себя смелость потихоньку сфотографировать вас в Форт-Лами. Надеюсь, вы не станете возражать?
– С чего вдруг я должен возражать? – сказал Отт. Но, судя по тону, это ему не понравилось. – А мистера Харита вы тоже сфотографировали? На его лице точно написана история.
Ван Хаарнен посмотрел на Харита, молча ведущего автомобиль.
– Нет, – сказал датчанин. – Мистера Харита
– Лично я, – вмешался в разговор доктор Эберхардт, – не вижу никакого смысла в фотографии. Разве что она может быть полезна при научной классификации.
– У вас необычный взгляд на вещи, – вежливо откликнулся ван Хаарнин.
Они проехали через Адре. Впереди лежала граница. Ее отмечала заброшенная хижина, где некогда располагалась застава. Колонна миновала хижину и очутилась на территории Судана. Прокопулос обдумывал разговор с ван Хаарнином. Ему этот разговор не нравился, и, уж конечно, Прокопулос не хотел, чтобы датчанин его фотографировал. Зачем ван Хаарнин заговорил об этом? Мог ли секретный агент затеять такой разговор, чтобы вывести противника из себя? Или это была просто невинная просьба туриста?
После Генейны дорога постепенно пошла вверх. Вокруг раскинулась гористая местность, земля изломанных скал и пересохших вади. Рессорам «Лендровера» пришлось туго: машина ныряла из стороны в сторону, объезжая выбоины. Колонна поднималась в гору примерно в течение пяти часов, и после захода солнца они попали на высокогорное плато. Воздух был свежим и чистым, как на альпийских лугах. На краю плато лежал городок Кебкабья. Здесь машины дозаправились, а пассажиры поели и до рассвета подремали в кофейнях.
С первыми же лучами солнца снова двинулись в путь. Теперь колонна спускалась среди опасного нагромождения валунов. Машины постоянно шли на первой передаче. То и дело визжали тормоза. Потом колонна выбралась на другое плато, которое было больше вчерашнего. Оно заросло кустарником и колючими деревьями. Далеко впереди виднелись круглые верхушки дюн. Путешественники подъехали поближе и увидели город Эль-Фашер, окруженный невысокими холмами.
Здесь путешественникам предстояло остановиться на день или два; и здесь же, как сказал себе Прокопулос, следовало решить вопрос с Дэйном. Этого человека нужно было убить во время остановки. Удобнее всего сделать это здесь, пока от Хартума и центрального полицейского бюро их отделяло шестьсот миль. Но кто из европейцев должен умереть?
Прокопулос непрерывно думал об этих путешественниках с самого момента их встречи в Форт-Лами. Грек взвешивал все подмеченные черты и поступки и сопоставлял их с тем, что ему было известно о Дэйне. Он сравнивал каждого европейца со своим представлением о тайном агенте. И теперь, при въезде в Эль-Фашер, Прокопулос сделал кое-какие выводы.
8 августа 1952 года, Эль-Фашер
Глава 1
В Эль-Фашере европейцы остановились в отеле «Белый Нил». Они решили в самое жаркое время дня отдохнуть в своих номерах, а потом сходить в кассы авиалиний. Между Эль-Фашером и Суданом летали и суданские, и эфиопские самолеты. Сомнительно, конечно, чтобы во время хаджа на них оказались свободные места, но попытаться стоило.