Живое золото
Шрифт:
«Отлично, – подумал эль-Тикхейми. – У него ружье, но стреляет он, как автоматчик. Посмотрим, что из этого выйдет».
Укрывшись за валуном, эль-Тикхейми снял хафию и высунул ее из-за камня. Выглянув с другой стороны, он засек солнечный блик на стволе ружья. Эль-Тикхейми дважды выстрелил, ружье поспешно исчезло. Эль-Тикхейми перезарядил револьвер и пристроил хафию у края валуна. С семидесяти ярдов должно было казаться, что за камнем ничком лежит человек. Пока что снайпер не мог этого видеть, но он перемещался, двигаясь по часовой стрелке. Если он будет продолжать
Эль-Тикхейми очень надеялся, что снайпер именно так и поступит. Он пополз влево, против часовой стрелки, прячась за камнями, как ящерица. Продырявленное бедро болезненно пульсировало, но сейчас эль-Тикхейми находился в состоянии возбуждения. Он подкрадывался к снайперу, стараясь зайти ему за спину и приблизиться на расстояние револьверного выстрела.
Когда до места последней остановки снайпера осталось тридцать ярдов, эль-Тикхейми услышал, как по камню, за которым он оставил хафию, ударили две пули. Эль-Тикхейми попытался двигаться быстрее, пока его хитрость не раскрыли. Он прополз еще двадцать ярдов, и раненая нога отказала. Тогда эль-Тикхейми взял револьвер в зубы и пополз, опираясь на руки и здоровую ногу. Одолел ли он эти десять ярдов? И где теперь снайпер?
Эль-Тикхейми завернул за край скалы и увидел человека, стоявшего спиной к нему и лицом к хафии-приманке. Рядом со снайпером валялись две пустые обоймы, а сам он надежно укрылся в расщелине.
До него было около тридцати футов. Эль-Тикхейми взял револьвер обеими руками и прицелился в середину спины. Потом он передумал, сместил мушку, затаил дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Револьвер дернулся у него в руках.
Пуля вошла снайперу в правое плечо, раздробив кость. Ружье отбросило в сторону; оно звякнуло о скалу и упало в песок. Снайпер смотрел, как падает его оружие, а эль-Тикхейми смотрел на неудачливого снайпера. Наконец тот обернулся. Из раны на плече струилась кровь, и мужчина пытался зажать ее рукой.
– Не повезло тебе, – сочувственно проговорил эль-Тикхейми. Снайпер не ответил. На лице его застыло угрюмое выражение, а взгляд был устремлен в землю. Он старался стоять прямо, словно пленник, пытающийся храбро встретить казнь.
– Не повезло, – повторил эль-Тикхейми. – Знаешь, что тебя ждет за попытку убийства? Самое меньшее двадцать лет тюрьмы.
Мужчина первый раз посмотрел на эль-Тикхейми. На лице у него отразился слабый проблеск надежды.
– Ты хочешь сдать меня в полицию?
– Конечно, – сказал эль-Тикхейми. – А что мне еще с тобой делать?
– О боже! – простонал мужчина. – Я глубоко сожалею, что пытался убить тебя!
– Еще бы, – согласился эль-Тикхейми. – Теперь-то ты об этом сожалеешь.
– Да, да! – воскликнул снайпер. – Но откуда мне было знать, что ты за человек? Откуда мне было знать, что ты – искуснейший из искусных, опаснейший боец, тень, скользящая над землей?
– Ты тоже неплох, – сказал эль-Тикхейми. – Но зачем тебе понадобилось убивать
– У меня нет ненависти к тебе! – воскликнул мужчина. – Я даже не знаю тебя! Меня наняли, господин! Меня нанял один человек – груда навоза в тюрбане. Он дал мне много денег, пообещал заплатить еще больше и сказал, что убить тебя легче, чем прихлопнуть муху! Господин, моя жизнь в твоих руках, но если ты дашь мне возможность, я убью этого человека…
– Как его зовут? – спросил эль-Тикхейми.
– Его имя Сагар, он живет в Атбаре. Он сказал, что хочет отомстить тебе. Но я знаю, что он – лишь уста своего хозяина, Мустафы ибн-Харита.
– Я тоже это знаю, – согласился эль-Тикхейми. – Это всем известно.
– Господин, позволь мне убить Харита для тебя!
– Это очень заманчивое предложение. Но убить Харита потруднее, чем прихлопнуть муху.
– Я сделаю это! – воскликнул снайпер. – Клянусь Аллахом, я могу убить Харита, и клянусь, я это сделаю! Господин, я клянусь своей надеждой на райское блаженство!
– Ты клянешься очень убедительно, – сказал эль-Тикхейми. – И мне кажется, что ты, несмотря на свою неуклюжесть, кое-что понимаешь в убийстве. Я думаю, ты был полицейским.
– Как ты догадался? Ты прав, я действительно был полицейским, и я разбираюсь в убийствах.
– Ты сам не из Судана?
– Нет, господин. Я родился в Египте, в Бени-Суэйфе, и учился в полицейской академии в Каире. Потом меня направили в тайную полицию, и я дослужился до сержанта, но когда короля Фарука свергли, мне пришлось покинуть страну.
– Режимы возвышаются, потом гибнут, – прокомментировал услышанное эль-Тикхейми. – Тайная полиция? Тогда ты должен быть привычен к револьверу.
– Нет, господин, – гордо заявил снайпер. – Да, мы действительно носили револьверы, но нашим настоящим оружием были «шмайсеры» или «стейны». Я очень хорошо стреляю из автомата.
– Я так и думал, – сказал эль-Тикхейми, – но мне хотелось убедиться. Ты стрелял из ружья, как автоматчик, а теперь умрешь, как автоматчик.
– Господин, не надо, умоляю…
Эль-Тикхейми выстрелил снайперу в лицо, но тот упал на колени, и пуля просвистела у него над головой. Эль-Тикхейми выстрелил снова, и на этот раз попал снайперу в левый глаз.
Потом он перезарядил револьвер и спрятал его за пазуху. Раненое бедро жутко болело, плоть вокруг раны покраснела, и до нее невозможно было дотронуться. Неужели так быстро началось воспаление? Нет, не может быть. У него бывали раны и похуже этой, и ни одна из них не воспалялась так быстро. Но если огнестрельную рану не лечить, вполне может развиться гангрена. Нужно немедленно показаться врачу.
Но теперь Харит, эта хитрая лиса, ускользнет от него. Харит! Нет, но какого ума человек! Как любовно и заботливо он разработал эту засаду: снайпер, спрятанный в пустыне, дружеская прогулка по городу и, наконец, этот помощник, который прибежал так, словно его убивали, и разразился лживыми воплями о сбежавших хаджи. У Харита появилась уважительная причина вернуться в Саллум, а снайперу это указало на жертву.