Живое золото
Шрифт:
– Но что вы могли ему предложить? – спросил Харит. – Что вы могли предложить такого, что удовлетворило бы его честолюбие?
– Я мог предложить ему вас, – ответил Дэйн. – Вас и ваш маршрут через южную Сахару.
Несколько секунд Харит изумленно смотрел на него, потом переспросил:
– Я не ослышался? Вы, агент полиции, отобрали маршрут работорговцев у одного человека, чтобы передать его другому?
– Именно это я ему и пообещал, – сказал Дэйн. – Эль-Тикхейми понравилась эта идея. Ловушка поджидала вас в Аравии еще до того, как вы покинули Форт-Лами. Впрочем, мы не учли возможности покушения, которое произошло в Саллуме.
– Ты
– Я использовал то, что было под рукой, – сказал Харит. – Тебе тоже приходилось так поступать, эль-Тикхейми. – Торговец повернулся к Дэйну. – Я могу понять, почему эль-Тикхейми принял ваше предложение. Как вы и сказали, он умен, честолюбив и пользуется репутацией человека, умеющего держать слово. Но вы, мистер Дэйн… вас я не понимаю.
Дэйн не ответил.
– Вы – слуга закона, – продолжал Харит. – Но для того, чтобы поймать меня, вы заключили союз с другим работорговцем. Это кажется мне невероятным. Может, я ошибаюсь и здесь кроется какая-нибудь хитрость?
– Никаких хитростей, – сказал Дэйн. – Эль-Тикхейми выполнил свое обещание, а я намерен выполнить свое.
– Тогда вы просто отвратительны! – воскликнул Харит. – Вы отреклись от своей присяги закону. Да, вы устранили Харита, которого некоторые считают крупнейшим работорговцем. Но кого вы поставили на его место? Эль-Тикхейми! Умного, честолюбивого, верного своему слову эль-Тикхейми! И что теперь эль-Тикхейми станет делать?
– Может, пнуть эту свинью в рыло? – спросил эль-Тикхейми.
– Не надо, – сказал Дэйн. – Пусть сам ответит на свой вопрос.
– Да, я отвечу, – сказал Харит. – Много лет я проповедовал в Африке, призывая правоверных совершить хадж. Я мирно провозил своих рабов через Африку, избавляя их от голода и невежества, и передавал хозяевам, которые лелеяли их, как родных детей. Но эль-Тикхейми не станет ничего проповедовать. Он будет добывать рабов традиционным способом – налетами. Разве не так, эль-Тикхейми?
Эль-Тикхейми усмехнулся и кивнул.
– Он будет совершать налеты, – продолжал Харит, – и хватать мужчин, женщин и детей, которых можно продать. Он будет убивать стариков, больных и калек и сжигать деревни. Он будет заковывать своих рабов в цепи и гнать их к Красному морю. Он будет двигаться по ночам, а днем прятаться. Он будет идти старыми путями через Сахару, через Ливийскую и Нубийскую пустыни. И сколько же рабов смогут перенести подобное путешествие? Сколько из них останутся в живых к тому времени, как их погрузят на дхоу? Я могу вам сказать, сколько: один из четырех, не больше. А от остальных останутся только скелеты, на которые будут время от времени натыкаться суданские патрули. Вот кого вы поставили на мое место. А теперь скажите мне честно, мистер Дэйн: вы все еще считаете, что сделали хорошее дело?
– Да, – сказал Дэйн. – Я так считаю. Да, вы везли ваших рабов в лучших услових, но в конце концов они оказывались там же. Вы проповедовали им во имя ислама, побуждали исполнить религиозный долг, а сами порабощали тех, кто вам доверился. Эль-Тикхейми, по крайней мере, не пытается доказать, что он совершает благодеяние по отношению к своим рабам.
– Превосходно! – воскликнул Харит. – Вы ненавидите работорговлю, но при этом заключаете союз с работорговцем!
– Мой выбор был прост, – сказал
Дэйн замолчал на мгновение, потом продолжил:
– Харит, вы провозили своих хаджи через Африку в соответствии с африканскими законами. Потом в Аравии вы их порабощали, уже в соответствии с аравийскими законами. На мой взгляд, вы – чрезвычайно опасный человек, куда опаснее любого налетчика. Когда страны, граничащие с Сахарой, захотят покончить с работорговлей, они примутся охотиться на эль-Тикхейми, как на дикого зверя. Но что они смогли бы сделать с вами?
– И правда – что? – сказал Харит. – По крайней мере, в одном вы правы: я опаснее, чем эль-Тикхейми.
– Хватит болтовни, – проронил эль-Тикхейми. – Времени больше нет. При всем моем уважении к вам, мистер Дэйн, я все же должен заметить, что вам стоило бы выяснить свои отношения с совестью где-нибудь наедине, а не здесь, при участии Харита.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Дэйн.
– Кроме того, – добавил эль-Тикхейми, – африканская полиция не станет охотиться на меня, как на дикого зверя. Они предпочтут найти себе дело полегче – они знают, что я вооружен и не уклоняюсь от боя. – Он вытащил из-за пояса револьвер и кивнул Хариту: – Пойдем, дорогой мой Мустафа, пойдем со мной.
Харит встал. Эль-Тикхейми подтолкнул его к двери, и Харит медленно двинулся вперед. Проходя мимо Дэйна, он сказал:
– Вы неплохо объяснили все остальное. А как насчет этого? Как это согласуется с американскими законами?
– Никак, – сказал Дэйн. – Но мы сейчас не в Америке, не в Европе и даже не в Африке. А со здешними законами, как мне кажется, все это вполне согласуется.
– Не понимаю, – сказал Харит.
– Сейчас поймешь, – перебил его эль-Тикхейми. – Мистер Дэйн – великий поборник законности. А еще он умеет превосходно торговаться. Он даже уговорил меня отправить твою последнюю группу паломников назад в Африку. А с тобой поступят по справедливости, Мустафа. Давай шевелись!
После того как оба работорговца вышли, Дэйн и Эчеверрья некоторое время сидели молча. Потом Эчеверрья сказал:
– Давай-ка сваливать отсюда.
– А в чем дело?
– Ни в чем. Просто мне кажется, что лучше убраться отсюда, пока этому мяснику ничего не взбрело в голову.
– Эль-Тикхейми выполнит свое обещание, – сказал Дэйн. – Но ты прав – отсюда лучше убраться, и поскорее.
Когда они добрались до порта, люди эль-Тикхейми начали загонять паломников на дхоу. Хаджи шли вяло и неохотно. Если их сейчас вышлют обратно в Африку, они никогда уже не увидят священный город Мекку. Нельзя же всерьез рассчитывать, что найдется еще один такой же великодушный человек, как Мустафа ибн-Харит. Некоторые из паломников хотели остаться, но их со всех сторон окружали люди эль-Тикхейми – толкали паломников, грозили им оружием и вынуждали подняться на борт. Со стороны это напоминало стаю голодных волков, вынужденных охранять овечье стадо.