Живой товар

Маринин Эрнест Хаимович

Утром он чуть подлечился, нашел прозектора на огороде за домом и командным тоном велел двигать в морг. Взялись за дело в двенадцатом часу, а закончили после четырех: когда в телах нашли множественные огнестрельные ранения и калашниковские пули калибра 7,62, стало не до шуток и дальше работали уже самым тщательным образом.

Прозектор по-стариковски ворчал, произвольно перемежая самые загогулистые обороты родного государственного языка латинскими терминами, смягченными местным выговором: «х-хэ» вместо «ге», «ы» вместо «и» и, естественно, «хв» вместо «ф». Блатнов столько лет жил в этих краях, что давно уже привык, и все же когда слышал, к примеру, «хвасцыя, трясця йийи матери», только головой качал. Он понимал,

конечно, что означает это приблизительно «фасция, мать ее…», но понимание смысла отнюдь не ослабляло чисто фонетического впечатления.

Закончили, размылись начерно, покурили — хотя и без того надышались сажей и горелой плотью. Потом Блатнов велел прозектору самым аккуратным образом весь материал собрать и поместить на хранение, а сам позвонил из кабинета главврача начальнику следственного отдела:

— Роланд Хвэдорович, Блатнов беспокоит… — поймал себя на этом «Хвэдоровиче», матюгнулся мысленно и продолжал: — Ты прости, что дома достаю, и в субботу, но только придется тебе этих покойничков горелых от ГАИ на себя брать. Обнаружены прижизненные огнестрельные ранения и пули от «Калашникова». Характер ранений таков, что ни один, ни другой вести автомобиль не могли. Плюс тот, что найден на откинутом сиденье, скончался во время пожара — сажа в легких, а вот второй — до пожара, легкие чистые. Для опознания материала мало, ты сам видел, ни лиц, ни пальцев, уголь один. Разве что по зубам — есть пломбы, да у одного аппендикс удален. Короче, я тебе заключение поднесу вечерком…

— Будь воно проклято, давай вже завтра с утречка!

— Ну смотри, тебе видней. В область не хочешь позвонить?

— Да позвоню — цыдульку твою почитаю и позвоню. Оно ж все равно, шо в субботу не приедут, шо в воскресенье.

— Но мы ж и сами с усами?

— А шо ж сами? Сами мы уже посмотрели…

Цимбалюк свернул разговор на полуслове и задумался. Смотреть-то смотрели, но пулевых пробоин в «мерседесе» горелом не видели и стреляных гильз специально не искали. И вопроса, где шофер, себе не задавали…

Ох, придется завтра, выходной там или нет, всех свободных вывозить на место. Хоть бы дождя не было!

Глава 28

ВОСКРЕСНАЯ ПРЕССА

В воскресенье многие газеты вышли с сенсационными заголовками: «Наш Листьев», «Журналистов убивают первыми», «Поджог или несчастный случай?»…

И радио «Саймон», и телеканал, и газета — все рассказывали о том, что прошлым субботним утром недалеко от подъезда собственного дома был найден мертвым известный в городе молодой журналист Андрей Родимцев. Говорили о его развивающемся таланте, о ярких репортажах и смелости независимых журналистских расследований. Обозреватели задавались вопросами, чем и кому была выгодна смерть этого человека. Правда, на убийство существовало всего несколько указаний, но они были. Журналиста нашли утром, однако температура тела позволяла считать, что умер он ночью. Если бы у него внезапно схватило сердце, поза оказалась бы совершенно другой. Но тело лежало на спине, руки были раскинуты, лицо не обезображено гримасой боли. В крови было обнаружено довольно много алкоголя — а все друзья в один голос утверждали, что Родимцев уже много лет почти не пил, даже в компании…

На теле — многочисленные кровоподтеки. Первой реакцией официальных властей явилось заключение о том, что журналист был избит в пьяном виде и умер от нанесенных побоев. Однако коллеги-журналисты упорно утверждали, что смерть Родимцева — только первая в ряду, что вскоре последуют и другие убийства известных в прессе людей, занятых неугодными для сильных мира сего неофициальными расследованиями.

Масла в огонь подлило сообщение о пожаре в аварийном доме в центре города. Всем журналистам и большей половине местного населения было известно,

что там размещаются редакции некоторых местных газет и радио «Агат». Пожар уничтожил все: и оба этажа особняка, оставив только каменные стены, и подвал со всей аппаратурой, и редакцию радиостанции. Предполагалось, что пожар начался в аппаратных — короткое замыкание, или подвела старая проводка, а потом уже огонь захватил верхние этажи. Но независимые эксперты, нанятые редакцией первого коммерческого телеканала «Семь-плюс», утверждали, что сначала в пламени погиб именно первый, а затем одновременно второй этаж и подвал. Более того, те же эксперты утверждали, что характер горения неопровержимо свидетельствует именно о поджоге где-то на первом этаже, по-видимому, в приемной газеты «Переулок».

Эти расследования, возможно, никого бы не заинтересовали, кроме собратьев по литературному цеху, если бы в пожаре не погибли два человека. Одним оказался главный редактор «Зебры» Шумаков, а другим — ночной дежурный радиостанции Репкин.

Вот после этого и заговорили о том, что эпидемия убийств перекинулась в Чураев из далекой северной столицы. Шумакова и Родимцева уже ставили в один ряд с Листьевым и Холодовым. Уже их называли честными борцами за дело правды, верными рыцарями истины без страха и упрека. Мгновенно забылись грязные слухи, которыми не гнушалась «Зебра», забылось, как радио «Агат» со скандалом откололось от основной станции «Радио-100» и по суду оттяпало всю аппаратуру.

Перед угрозой общего врага — неведомой опасности, косящей честное и бескомпромиссное журналистское племя, — все вновь стали друзьями и братьями.

«Почему молчит городская администрация?» — гневно вопрошали средства массовой информации. А администрация просто делала свое дело и не обращала внимания на скандалы в прессе.

Да и причитания журналистов во многом оказались тщетными: народ по случаю воскресенья массово покинул город и занимался прополкой, сбором колорадского жука и прочими столь же необходимыми делами. Съемочная группа «Саймона», весь день колесившая по городу в стремлении взять интервью на улицах, вынесла печальный приговор: «Эпоха диктатуры огорода».

Тем не менее слухи все расползались по городу, умножая количество смертей и пожаров. В дело оказались замешанными чеченские террористы, мусульманские фундаменталисты и украинские ультраправые, равно как женщины легкого поведения, а также виртуальная реальность, проистекающая прямо из монтажной радиостанции «Агат».

К вечеру город бурлил, переваривая дневные новости. И, переварив, уснул, чтобы завтра, услышав другие слухи, вплотную заняться известием о посадке эскадрильи летающих тарелочек прямо на гладь Половецкого водохранилища, угрожающей оставить двухмиллионный город без воды…

О слухи!

* * *

Майор Глущенко, начальник районного УВД, с вечера дал Цимбалюку разрешение поднять в воскресенье весь свободный от службы личный состав по тревоге, утром проследил, как люди в четырех машинах выехали на место происшествия, и решил позвонить в область. Однако второго зама, Будяка, с которым он привык работать, на месте не оказалось, а беспокоить первого или, не дай Бог, самого начальника он не решился, и потому ограничился разговором с дежурным по управлению.

Тот выслушал сочувственно, поцокал языком, но посоветовал выслать рапорт в установленном порядке и работать пока своими силами, потому что с этим журналистом и пожаром и так весь город вверх негами и начальству сейчас не до бандитизма на шоссе.

— Так я ж и говорю про пожар! — вскинулся Глущенко.

— Да нет, не твой пожар — у нас тут…

И дальше разговор пошел на уровне слухов.

Глущенко городские дела не особенно волновали, но он понимал, что и городских коллег его захолустные преступления тоже не шибко волнуют.