Живой товар
Шрифт:
— Естественно, — не стал вдаваться в отвлеченную дискуссию Артур Митрофанович. — Так. А другие ваши сотрудники?
— Что, прикажете с директора начать? — съязвила Валя. Она ощутила в Мюллере несогласие с ее жизненным принципом, высокомерную снисходительность — и мгновенно ощетинилась.
Но тот остался невозмутим.
— Лаврука я знаю лучше других, но все же обрисуйте мне его — с психологической точки зрения.
Валентина директора ставила невысоко, как мужчин вообще, но открыто демонстрировать свое отношение не считала нужным, тем более — в этом конкретном разговоре.
— Не светильник разума,
— Не слишком умен и самовлюблен… А не может ли он разболтать что-нибудь, допустим, из хвастовства или по недомыслию?
— Не думаю. Во-первых, не такой уж он простак. Да, не гений, но достаточно хитер и осторожен, поболтать может, но моментально съезжает на себя. Во-вторых, в тонкости нашей кухни он не влезает, знает только то, что на поверхности. А чтобы сознательно раскрыть что-то из секретов фирмы — это абсолютно исключено. Его фирма — это его благополучие. Да он десять раз у генерального спросит, прежде чем что-то кому-то сказать.
— Разумно, — со свойственной ему лаконичностью подытожил Кононенко. — А секретарша у директора есть?
— Есть, конечно. Хотя в нашей фирме принято называть ее диспетчером офиса. Она звонки принимает, первая клиента встречает, и в делах у нее полный порядок.
— А какой она человек?
— Артур, поймите, нашей Анечке и двадцати нет — зеленая она еще… И, скажем так, недалекая.
— Тогда тем более разболтать может, по глупости.
— Мочь-то она может, но что? Информацией она не обладает, в каталоги наши не лезет, да и не пустит ее никто. Существа дела толком не знает…
— Но вы же говорили, что у вас все слышно?
— Слышно. Да и потом мы между собой обсуждали, так что она могла бы кое-что рассказать. Но она проявила парадоксальную реакцию — слово «бордель» у нее не вызвало ни возмущения, ни негодования, она в толк не могла взять, почему Гончарова удрала, если имела постоянную работу за границей с приличной оплатой.
— Так она что, совсем… аморальна?
— Нет-нет! — перебила на полуслове Валентина. — Это просто иное поколение. Надежные контрацептивы лишили секс серьезных последствий, для них это просто легкодоступное удовольствие, а мораль, не подкрепленная страхом наказания, не функционирует. У них другая мораль. И проституция для нынешних — не позор, а обыкновенная профессия, и даже довольно доходная. Короче, в ее пересказе эта история приобрела бы иную эмоциональную окраску, это проникло бы и в статью… Нет, я не думаю, что она причастна к этой публикации.
— А в будущем?
— О, она уже поняла, что разговоры на эту тему могут повредить делам фирмы, а значит, ее собственным доходам. Девочка она дисциплинированная и исполнительная, так что будет держать язык за зубами.
— У вас в фирме все так надежны…
— Да, у нас хороший коллектив. А кроме того, сейчас очень трудно найти работу — приличную, солидную, спокойную. Никто не захочет рисковать своим местом и болтать лишнее. Тем более с нашей системой охраны.
Мюллер вежливо улыбнулся: губы раздвинулись, блеснули ослепительно белые зубы, но глаза остались холодными и озабоченными.
Валентина
— Ну что, Артур, я ответила на все ваши вопросы?
— Больше у вас нет сотрудников?
— Действительно. Ну, продолжим. Наш бухгалтер Галочка, Галина Артемовна Белова. Занимается исключительно финансовой частью, сидит в «бункере» практически безвылазно. «Бункер» — это единственное в офисе помещение с капитальными стенами и нормальной звукоизоляцией. При скандале не присутствовала, о приходе рассвирепевшей мамаши услышала только в перерыв, со слов остальных. Поболтать любит, но только на отвлеченные темы. А о деле с посторонними — представить себе невозможно. Бухгалтер есть бухгалтер. На этой должности человек всегда помнит, с кого первый спрос.
— Понятно. А… сознательно?
— У нас с финансами абсолютно чисто. Аудиторы — каждый квартал, причем из налоговой. Каждая платная услуга подтверждена документально. А о работе с клиентами она ничего не знает, даже когда у нас запарка, не может помочь. Что-то слышит, конечно, из наших общих разговоров, но это больше какие-то смешные эпизоды… а скандалы у нас редкость.
— Умная?
— Нормальная.
— Скрытная?
— Совсем наоборот — вся на ладони.
— Гм… Есть кто-то еще?
— Вместе с Беловой в «бункере» сидит наш компьютерщик Сережа Шварц. Сергей Леонидович.
— Шварц? А что ж это он не уехал?
— Думаю, из-за нерешительности. Во всем, кроме своего дела, — страшный рохля. Но сам объясняет, что тут он — первый парень на деревне, а там программистов — хоть пруд пруди. И еврей он, мол, только по отцу, а в Израиле это не настоящий еврей. И корни все у него здесь, и родни куча, и жена русская, и зарабатывает вполне прилично плюс халтурит понемножку. А если всерьез, то к нему полгорода на консультации бегает.
— Хороший специалист?
— Бог.
— Такой толковый?
— В деле — очень. В жизни — наивный: страшно порядочный. Никакому журналисту и слова не сказал бы — из брезгливости. Другое дело — если бы началось официальное следствие.
— Гм. Насколько в курсе дел фирмы?
— Всю технологию — алгоритм, как он выражается, — знает назубок. Сам отлаживал и доводил до формы, удобной для машины. Естественно, нужные данные в памяти машины быстрее всех может найти. И у самого память, как у компьютера. Но, опять-таки, что касается работы. Знает все «как», но совершенно не интересуется «что». Обращает внимание только на смешные или пикантные детали.
— Как реагировал на скандал?
— Вначале страшно возмущался, потом начал хохмить — ну, сами понимаете, ситуация располагает к юмору… тех, кого не касается лично.
— Итак, правильно ли я понял? Умный, наивный, порядочный, страшно возмущался и может что угодно найти в памяти.
Валентина молча кивнула. Да, если кто может раскопать, то Шварц. И Аська — ей палец в рот не клади.
Кононенко словно подслушал ее мысли:
— А из женщин мне самой интересной фигурой показалась Иващенко — умная, сдержанная и одинокая, а потому дела фирмы полностью заполняют ее жизнь.