Живой товар
Шрифт:
Тут Ира прервала мои самокопания:
— Я подумала. Только, по-моему, ничего я такого не знаю, за чем кому-то гоняться стоит. Но ты говоришь — сама не догадываюсь. Давай я тебе все расскажу, что помню, ты вопросы задавай, если что непонятно или, по-твоему, подробней надо. Ну, вроде репетиция получится. А потом уж решим, что надо записывать… для чужих ушей… а без чего можно обойтись.
Ну что ж, правильно она надумала. Бросили мы свою охоту, тем более что припекало уже заметно и я опасалась за Ирочкину молочно-белую кожу, устроились в тени под яблоней, и начала Ира свой долгий рассказ. Как много, оказывается, может сохранить человеческая память!
К нам в агентство она пришла зимой, в самом конце февраля. Встретила ее «толстая такая» (Юлечка,
— Я сначала ни о какой загранице не думала, просто хотела мужа себе найти, лишь бы от мамаши сбежать, она меня вот так достала. А посмотрела, каких вы там женихов предлагаете, — тоска взяла, такие все скучные! Тогда она, сотрудница ваша, и говорит: а почему бы тебе за рубеж не поехать, ты молодая, красивая. Может, твое счастье в какой-нибудь Новой Зеландии. Согласилась я, дала объявление по сети, начали мне ответы приходить. Всякие. От некоторых меня просто пот прошибал, хоть сейчас я понимаю, что ничего там особенного не было, у них на это по-другому смотрят. Но были и нормальные письма. Стала переписываться сразу с десятком женихов, всем фотки одинаковые послала. Они мне уже домой пишут, свои карточки присылают. Ну, некоторых я быстро отшила, но человек семь настырных осталось, не отстают, пишут…
— А что за люди были?
— Ну, один француз из Тулузы, студент. Молодой совсем, восемнадцать лет. Звал к себе, приезжай, мол, нам вместе будет весело. Но про замужество ни слова, а просто так я и тут бы сколько хошь нашла. И языка я французского не знала тогда. В общем, перестала я ему писать, — а вообще-то симпатичный, немножко на Депардье похож… Знаешь, артист такой?
— Знаю, — вздохнула я. Кажется, я для нее все-таки прошлый век. — А еще кто был?
— Учитель с Филиппин. Этот постарше, двадцать три года. На лицо ничего, хоть, конечно, глаза косенькие, только маленький, меньше меня. И далеко, черт-те где, за морем, и климат тропический, а какой язык у них — я даже не представляю…
— Понятно, этому тоже дала отставку.
— Ага… потом был один фермер из Канады. Приличный мужик и не бедный, и лицо симпатичное, только старый совсем — сорок пять лет, представляешь? У него жена умерла, трое детей, сын старше меня.
— Дальше ясно. Переборчивая ты невеста оказалась.
— Ага. Доперебиралась.
В уголке рта у нее появилась горькая складка, совсем взрослая.
— Прости.
— Что прощать, ты тут при чем?.. Сама во всем виновата. В общем, трое их осталось. Решила я тогда к вашей психологичке пойти, Валентине Дмитриевне. Она умная, по письмам психологический профиль составляет, ну, вроде как портрет. Думаю, пусть расскажет про женишков моих. И от француза письма понесла — очень уж в Париже побывать хотелось, хоть проездом. Но она мне тоже говорит — мальчишка еще, какой из него муж, а на папины деньги у них не принято семью кормить. В общем, всего двое осталось и оба из Махдена. Только Исмаил в столице живет, а Махмуд — в дыре какой-то, я еле-еле на карте нашла. И из себя Исмаил виднее. А Валентина Дмитриевна говорит, обрати внимание, какой он взыскательный — и язык ему нужно знать, и фигура чтоб хорошая и тренированная, и в искусстве разбираться. Во-первых, зрелый человек и четко знает, что ему нужно, во-вторых, явно ищет жену культурную и представительную по мировым стандартам, значит, чтоб было не стыдно с ней в обществе показаться, выходит, не из простых он, с положением, вот это, мол, действительно муж! Ну, откуда ж ей правду было про него знать, если она только письма читала, как и я…
— И после этого ты уже только с ним одним переписывалась?
— Нет, и со вторым тоже, на всякий случай — пока от Исмаила вызов не пришел и письмо: приезжай, мол, билет оплачу и все расходы, здесь побудь три месяца, познакомимся, на меня посмотришь и на страну.
— И ты согласилась, да?
— Нет еще. Я Махмуду, ну, второму, написала, что хочу сперва в вашу страну попасть, посмотреть своими
— А он?
— А он ответил, что с удовольствием пригласит меня на целый месяц, если я дорогу туда-сюда сама оплачу, потому что у него был трудный год в делах. Короче, выбрала я козла этого, Исмаила… А сама тем временем занималась, на тренировки бегала, на танцы, английский подгоняла, визу оформляла, как дура, у мамаши деньги клянчила, она гундела, но давала, рассчитывала, что все ей от такого зятька вернется с процентами…
Я почувствовала, что надо сделать паузу.
— Курить будешь?
— А есть?
Ой, у нее же и сигарет нет, а она молчит, терпит. Ну да, без денег вернулась, что-то у мамаши цапнула, но тратить не хочет…
— Сейчас принесу!
Пробегая мимо мужчин — они вовсю стучали молотками — я только помахала рукой.
Ира закурила, сильно затянулась. Глаза ее смотрели куда-то вдаль.
— Слушай, — осторожно сказала я, — может, продолжение отложим на потом?
— Да ладно, раз начала — доскажу. В общем, написала я ему, что согласна приехать, он мне сразу билет заказал — из Заполья лететь надо было. Мамаша меня приодела, чтоб я там смотрелась… Ну, летели долго, с двумя посадками. Прилетели, за таможней меня Исмаил встретил. Он постарше оказался, чем на фотке, но ничего. Повел к машине — длинная-длинная, как трамвай, с шофером. Приехали в дом… ну, тот самый, он мне мою комнату показал, а потом и говорит — по-русски, представляешь? — куда я попала и чем буду заниматься. Я на него кинулась, а тут набежали, скрутили…
— По-русски?!
— Ну да, он, оказывается, у нас учился, в политехническом. Прямо у нас в Чураеве, представляешь? И тогда еще к нашим девчонкам присматривался, по ихним меркам у нас все красавицы, особенно если волосы светлые — у них-то там все черные, да и мелковатые. А его семеечка, оказывается, этим бизнесом с дедов-прадедов занимается, он на инженера так просто учился, чтобы иметь заграничный диплом. Ну, дальше началось самое противное…
Она замолчала. Глаза сузились. Снова сильно затянулась сигаретой.
— Не хочу я про это. Да и вряд ли там что-то для этих, здешних, важное окажется…
— Ну и не стоит лишний раз бередить душу.
— Лучше я расскажу, как удрала и домой вернулась.
— Давай. Тебе на земле сидеть не сыро?
— Ничего. А вообще смешно — самое лето, жарища, а мне после Магомабада свежо даже. Ладно, сейчас докурю — и пойдем дальше жуков ловить. Должна же тебе с меня хоть какая-то польза быть!
Я покосилась на нее — улыбается. Будем надеяться, это она не всерьез.
Мы пробирались вдоль грядок — то согнутые в три погибели, то на корточках, и она, постепенно оживляясь, рассказывала, как готовила побег, как магазинчик нашла, с хозяйкой сблизилась… Как ехала на такси и все погоню за спиной чуяла, как чуть не все свои деньги полицейскому на входе отдала, как внутрь вошла.
— Ну, приняли меня там почти нормально. Рассказала я им, правда, все. Но они ничего, вежливо так со мной обошлись. Только сразу отправить не смогли, больше недели я у них проторчала. Паспорт-то у Исмаила остался, а с полицией они связываться не хотели, она там вся купленная и проданная, если б заявили, так еще могли бы меня там силком оставить. Ну, связались с нашим МИДом, оттуда дубликат паспорта прислали, кому-то хорошо на лапу дали, чтобы вписать въездную визу, короче, хватило хлопот, пока смогли выезд оформить. На это время отдали меня на попечение какому-то младшему чиновнику, он и возился со мной…
— А как чиновника-то звали? Понравился он тебе?
— Да нет, не очень понравился. Скользкий какой-то, на местных манерами стал похож, разговором. Я сперва обрадовалась — приятный, светлоглазый… А уж потом разобралась, что он ко мне хуже моих клиентов относился, гнида похабная. А звали его вполне по-человечески: Юрий Дмитриевич.
— Молодой, старый?
— Не очень молодой. Около сорока. Может, тридцать пять, может, сорок пять. С виду старше твоего Димы.
— И твоего Жени…