Живой товар
Шрифт:
Бидон с грядущим шашлыком прекрасно постоит под сиденьем — по жаре мясо промаринуется отлично. Колесников вроде больше ничего брать не велел.
Забавная штука жизнь! Сколько лет уже, оказывается, снова в одном городе живем, а до сих пор не встречались. Понадобилось же для этого судьбе вляпать какую-то молоденькую девчонку в неприятности. А Димка молоток, как был своим парнем, так и остался. Старую дружбу не забыл! Да и я, раз на то пошло, не забыл, у офицеров такого не заведено. Гражданским этого не понять, но если уж говорить про большую деревню, так это армия.
Но и лихой же Димка! Аську подцепил, это тебе не дурочка из Сада, где весь свободный контингент вечерами толчется, женщина в большом порядке. Уважаемый человек.
Батищев вспомнил, как сам когда-то начал было вокруг нее виражи закладывать, да заробел — почувствовал, что не тот профиль. Он досадливо крутанул головой. Сейчас бы так просто не отступился, научился уже понимать, где человек, а где просто так, — но дело прошлое…
Руки занимались сборами, а голова была занята совсем другим. Ирина… Странная девчонка — хоть при росте и при теле, но совсем молоденькая, а вот глаза взрослые. Только из Махдена приехала, но особо не распространяется, обыкновенная девчонка уже бы все уши прожужжала. Чем же она там занималась, что за ней тут охотятся? Интересная, видно, девочка, непростая… Но спрашивать пока нельзя — сама расскажет, когда захочет.
Когда год назад на шейпинг бегала, ничего в ней вовсе не было. Ну, фигура при всем своем, хоть и не без недочетов, но мордаха — как у всех девчонок: честная пустота, только то и выражает, что выразить этой мордахе нечего. Потому тогда и не обратил. Столько их через секцию проходит…
А сейчас… Даже не верится, как это один год может так человека изменить.
Батищев посмотрел на часы и заторопился: времени ровно столько, чтоб до «Спартака» доехать. А потом прямиком на дачу к Асе. Что-то варится серьезное, не стала бы Аська зря в охранники звать. Или это она свои свахины штучки так обставила? Да нет, непохоже…
Солнце уже спряталось за тополь, когда мы вышли в огород — труды дневные заканчивать. Я на правах больной — ну как же, голова-то кружилась — руководила из-под груши, а Дима с Ирой возились в огороде. Жука почти не осталось, но многомудрый Колесников решил, что пора полоть огурцы. Чем и занимался в данный момент.
Ира для видимости побродила среди помидоров — вдруг и там жук-другой заблудился, затем пришла ко мне в тенечек. С минуту мы наблюдали, как старательно Дима пытается отличить один зеленый куст от другого. Но ничто так не заразительно, как лень, — и ряды под грушей пополнились еще одним нераскаявшимся грешником.
Сидели. Курили. Молчали. По-итальянски — «дольче фар ниенте», по-арабски «кейф». Но Ире, видно, не до кайфа было.
— Дима, тут Ася говорила насчет записи…
— Да.
Дима изо всех сил делал незаинтересованное лицо, но даже по выгибу
— Ну так я согласна.
— Вы понимаете…
— Понимаю. Видела в кино. Оставим надежным людям, и если со мной что случится или, скажем, два дня не дам сигнала, что у меня все в порядке, так пусть передадут один экземпляр в полицию…
— …в милицию, — машинально поправила я.
— Один черт. А другой на телевидение или там в газеты.
— Ну, примерно так, — согласился Дима.
— А чтоб оно подействовало, эти люди должны будут узнать, что я все рассказала и что оно спрятано, так?
— Ну, думаю, так… конечно, если дойдет до того.
— Да бросьте вы, в самом деле! «Если дойдет!» Вы как та девка, которая забеременела и надеялась, что рассосется!
Я поежилась. Грубовато она сказала, но в точку. Да, сурово жизнь эту девочку поучила. Правду она сказала, я против нее соплячка, на ее месте все искала бы песочек, куда голову спрятать по-страусиному.
— Извините, Ира, — вздохнул Колесников. — Я просто не решался вам так прямо…
— Спасибо за деликатность. Только это вам деликатничать со мной можно, а мне самой с собой нечего. Значит, так сделаем… Вы этих людей знаете, что меня ищут?
— Знаем. Теперь, после вашего рассказа, думаем, что твердо знаем. Это…
— Нет, это вы мне не говорите. И так, оказывается, много знаю вредного для здоровья. А дальше вот как: запись делаем, прячем, а после сразу их известите — мол, хотят, чтоб молчала, так пускай не рыпаются.
Дима глубоко задумался. Я сижу, рот раскрыла, ни одной мысли в голове.
— Я этих тварей давно поняла, — продолжала Ира, — еще с хулиганья уличного. Будешь прятаться и удирать — вконец обнаглеют, попрешь на них смело — обо… испугаются.
— Ох, Ирочка, — снова вздохнул Дима. — Было б это хулиганье уличное… Серьезные люди, а вы, если заговорите, можете им большой бизнес порушить — да и их самих.
— Бизнесмены? Еще лучше! Тогда добавьте, мол, пусть еще и приплачивают, если хотят, чтоб молчала!
Я руками за щеки схватилась. Ох, и смелая же девка!
Димка молчит, курит. Между бровей складка двойная, лицо серьезное — давно такого не видела, мне-то он больше улыбается.
— Давайте, — говорит наконец, — не будем спешить с решениями. Все равно сначала надо аппаратуру найти, сделать записи, придумать, где оставить… ну, этих людей надежных найти. А тем временем и решим окончательно.
— Положим, решать я буду — про мою шкуру речь идет.
— Теперь уже не только про вашу.
Колесников совсем негромко это сказал, но так, что у меня пошел мороз по коже.
Ира поглядела на него, подумала, кивнула.
— Это я не сообразила. Ладно, вместе решим.
Она поднялась, выпрямилась, плечи расправила. Ну валькирия!..
— И еще вот что. Раз дело такое серьезное, Жене про меня расскажите. Если попросили человека меня защищать, пусть хоть понимает, чем рискует.
Отвернулась и ушла.
Мы проводили ее глазами.
— Какая девчонка, а, Дим?!