Живые и мертвые классики
Шрифт:
А уж это — верх блаженства для живого классика: «Мы ощущали так: существуют гонимые художники, которые, конечно, лучше официальных, существует в самиздате настоящая литература, которая выше публикуемой, существуют не получающие никакого официального признания замечательные ученые».
И опять трусливая анонимщина! Ну назови хоть одного художника, который лучше Нестерова, Корина или Сергея Герасимова. Или — хоть парочку самиздатовских шедевров, которые выше, допустим, «Педагогической поэмы», «Угрюм-реки» или «Василия Теркина»… Может, имеете в виду нечто такое, как «Роковые яйца» или «Собачье сердце»? Да они же смастачены в расчете на кошачьи мозги.
Читатель мог заметить, что в длинном перечне Сталинских лауреатов, имея возможность назвать много лиц всех национальностей Советского Союза, я сознательно называл только еврейские имена. Почему?
Во-вторых, ведь выступление Зализняка не только прозвучало в каком-то зале, но и было напечатано, да не где-нибудь, не в бульварной «МК», например, а в «Литературной газете», которую возглавляют три русских богатыря, — они эту невежественную ложь, эту клевету, оскорбительную для советской науки и культуры, для всей Советской эпохи и прежде всего — для русского народа, и предали гласности. Я уверен, что ни один редактор «Литгазеты», коих я знал — Ольга Войтинская, Владимир Ермилов, Константин Симонов, Борис Рюриков, Сергей Смирнов, наконец, Чаковский — эту подлую речь не напечатал бы. Все они, русские и евреи, были патриотами и коммунистами. А на нынешних богатырей, у которых столь анемичен дух гражданственности и национального достоинства, надежды уже никакой. Вот пусть и ответит Зализняк за свою клевету хотя бы евреям. Они в таких делах серьезней этих русских.
НАКОНЕЦ-ТО!
«Дуэль», № 31, 31 июля 2007
ДОСТОЕВСКИЙ, БУЛГАКОВ И ВЛАДИМИР БОРТКО, ЧЛЕН КПСС
Перед самым Новым годом телевидение показало фильм Владимира Бортко «Мастер и Маргарита», поставленный по одноименному роману Михаила Булгакова.
Режиссер иронизировал в «Литературной газете»: «Нам предрекали провал». Батенька, так вы его и получили, причем, в полном объеме, с треском. Неужто не поняли? Так почитайте, что пишут о фильме в самых разных газетах от крайне левых до лавирующих и крайне правых. Лариса Ягункова в «Правде» припечатала: «Художественный свист». Это дорогого стоит в устах проницательного автора. Тут и Алена Карась в правительственной «Российской газете»: «Ни холоден, ни горяч». А Людмила Донец в «Литературке»? «Ну, не плохо». Однако тут же: «Некоторая пресность… Не удались ни Воланд (О.Басилашвили), ни Пилат (К.Лавров)… Воланд суетлив, в нем нет ничего ни таинственного, ни опасного, ни могущественного… Еще хуже обстоит дело с Пилатом. А ведь он, может быть, главный герой романа, в образе «нет никакого, даже завалящего душевного шевеления». Это почему же? А потому, говорит критик, что «Лавров прежде всего не в том возрасте для этой роли. В таком возрасте, как правило, уже не пересматривают мировоззрение». Воистину так!
А Кирилл Лавров, отметивший в прошлом году свое 80-летие, пересмотрел. Народный артист СССР, член КПСС с 1946 года, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета, лауреат Ленинской и Государственной премий, художественный руководитель Большого драматического театра имени Горького, председатель Союза театральных деятелей СССР, член Идеологической комиссии ЦК, исполнитель роли В.И.Ленина и в кино и в театре, — человек забыл все это и пошел по той же дорожке, по которой лет пятнадцать трусят еще более увенчанный и прославленный Михаил Ульянов, тоже игравший Ленина, Олег Табаков, Юрий Соломин, Никита Михалков, тот же Басилашвили. И что? Да все очень просто и закономерно: Господь при всем бесконечном милосердии своем отобрал у оборотней талант, выданный им по доброте Его. Так что ни Воланд, ни Пилат и не могли получиться. Как и весь фильм.
Послушайте, что вещает еще и сам режиссер: «Жить стало лучше, жить стало веселее…» Это он глумится над известными словами Сталина, за которыми стояла правда советской жизни, — ныне без такого зубоскальства прогрессивному художнику путинской эпохи никак нельзя.
Дальше режиссер сообщает нам, что в советское время обстановочка была такая: колбасы в магазинах любимой родины не было и никогда быть не могло, а «хорошие книги можно было прочитать только в самиздате».
Господи, сколько этих возвышенных служителей муз все никак не могут забыть, что недожрали краковской, любительской, российской, докторской и даже ливерной советской колбасы. Можно представить, как жрут они теперь. Но лучше поговорим о книгах.
Маэстро уверяет, что «Тихий Дон», «Хождение по мукам», «Педагогическую поэму», «Угрюм-реку», Блока, Есенина, Ахматову, Светлова, Твардовского, Смелякова и других замечательных советских писателей он прочитал (если прочитал) в самиздате. И ведь это он объявил со страниц писательской «Литературки»! На самом деле Бортко мог прочитать в самиздате «Собачье сердце», предназначенное для кошачьих умов, «Доктора Живаго», которого согласно отринули не только Федин, Симонов, Лавренев, но, например, и Владимир Набоков, ну, еще мог прочитать там «Архипелаг ГУЛАГ», где на одну страницу правды — пять страниц вранья, что показано в моей книге «Гений первого плевка» (М., Алгоритм. 2005).
Но Бортко продолжает клеймить наш вчерашний будто бы совершенно бесколбасный день: «Достоевский, как никто из великих писателей, был нелюбим советской властью…» Именно властью в лице Советов депутатов трудящихся? Надо полагать, именно так. «Причин негативно относиться к творчеству писателя /у власти/ хватало. Кроме отношения писателя к Богу, хватило бы одной его фразы о слезе ребенка, чтобы подвергнуть сомнению, так сказать, революционное дело… Но был еще и роман «Бесы». Достаточно вспомнить выражение Ленина «архискверный Достоевский».
Какая концентрация ума и эрудиции! Какая замшелая еще со времен раннего Солженицына чушь! Человек всю жизнь занимается искусством, и, во-первых, как видно, убежден, что все русские классики были атеистами, за это их и любила, и переиздавала советская власть, как, например, Льва Толстого, даже отлученного от церкви, а вот Достоевский один среди них был верующим и потому нелюбимым, неиздаваемым. Во-вторых, маэстро уверен, что в царские времена никаких слез русские люди не знали, а полились они лишь после революции. Пожалуй, нет ни одного нынешнего демократа хоть в политике, хоть в искусстве, который не мусолил бы эту фразу «о слезе ребенка». И никто не вспомнит хотя бы такие строки:
Слезы людские, о, слезы людские, Льетесь вы ранней и поздней порой… Льетесь безвестные, льетесь незримые, Неистощимые, неисчислимые,— Льетесь, как льются струи дождевые В осень глухую порою ночной.Это кто же, — Демьян Бедный о советском времени? Нет, так писал о царской России ее великий гражданин Федор Тютчев. Заучите наизусть, эрудит Бортко. Да еще наведите справки хотя бы о том, скольким миллионам беспризорных детей советская власть утерла слезы рукавом шинели Дзержинского.
Что же до «выражения» Ленина о Достоевском, то разве Владимир Ильич огласил его с броневика у Финляндского вокзала в Петрограде или с Лобного места в Москве во время демонстрации? И разве оно, как «Апрельские тезисы» или призыв «Все на борьбу с Деникиным!», тотчас было принято партией и властью к руководству? Не совсем так, ваше степенство. Это было в личном письме еще до революции, и никакого влияния на судьбу творческого наследия Достоевского не имело.
Например, в 1914 году было начато издание 23-томного собрания сочинений писателя. Что, после революции его немедленно пресекли? Представьте себе, ничего подобного, вышли все 23 томика. А вскоре было начато первое советское издание на научной основе в 13 томах. И оно вышло в 1926–1930 годы. А в 1921 году, еще при Ленине, был столетний юбилей Достоевского, и его должным образом отметили в Москве и Петрограде. Да уж не пересажали ли устроителей юбилея? Может, и перестреляли? Ваших родственников, сударь, среди расстрелянных не оказалось? А еще в 1918 году в Москве на Цветном бульваре установили писателю памятник работы не многорукого монархиста Клыкова, а знаменитого С.Д.Меркурова, члена ВКП(б). При Ленине же, в 1922 году, 1-й Мариинский переулок переименовали в часть писателя, а когда изверг уже умер, в 1928 году, на Божедомке, где писатель родился, открыли его музей, во двор которого перенесли памятник с Цветного. Кто в ту пору правил в стране, — Александр Третий, Николай Второй? Нет, эти охотно ставили памятники своим августейшим родителям, а о памятниках, о музеях писателям радели не шибко, даже о музее Пушкина не позаботились. А правил тогда второй великий изверг — Иосиф Виссарионович Сталин. И сколько при нем было спектаклей по Достоевскому в лучших театрах страны, начиная с «Дядюшкиного сна» и «Обитателей села Степанчикова» во МХАТе. Да и после него, но в советское же время, в 1956–1958 годы — собрание сочинений в 10 томах, в 1972–1990 годы — в 30 томах. А тиражи-то какие были, хотя бы вот это последнее советское собрание — 200 тысяч! Вы понимаете, что это такое? А как обильна советская литература о Достоевском — от книг Л.П.Гроссмана до книг С.В.Белова!