Жизнь Бетховена

Имя Эдуарда Эррио (1872–1957) давно уже известно в нашей стране как имя выдающегося политического, общественного и государственного деятеля Франции. Уроженец Труа, где он родился в семье офицера, Эррио рано выдвинулся благодаря своему незаурядному уму, разносторонней образованности, организаторским способностям, блестящему ораторскому дарованию и — last not least — большому человеческому обаянию.

В 1905 году Эррио был избран мэром города Лиона —

города, который он так страстно любил и которому посвятил несколько своих книг. Одна из них — «Тройная слава Лиона» — звучит как патетическая симфония городу, вписавшему немало славных страниц в историю французского революционного движения. Тридцать пять лет, вплоть до тех черных дней, когда тень фашистской свастики простерлась над Францией, занимал Эррио этот пост и сохранял его за собою даже тогда, когда жил в Париже и входил в состав правительства.

Сорока лет Эррио стал сенатором, вскоре после окончания первой мировой войны был избран депутатом парламента, а затем несколько раз избирался председателем палаты депутатов. Постепенно он занял руководящее положение в партии радикалов и радикал-социалистов в качестве одного из ее лидеров, а впоследствии — председателя партии, представителем которой он являлся, и в кабинете министров, где, начиная с 1916 года, занимал различные посты.

Государственная деятельность Эррио отличалась дальновидностью. Он очень хорошо понимал опасность реваншистских стремлений германского милитаризма, проявившихся сразу же после Версальского мира, и придавал огромное значение традиции русско-французской дружбы. И несмотря на то, что Франция была наводнена в те годы русскими эмигрантами, начиная от остатков белогвардейских армий и кончая представителями последней династии, занимавшей престол Российской империи, несмотря на то, что почти полумиллионное сборище всех этих врагов русского народа извергало потоки клеветы, организовывало заговоры и настраивало французское общественное мнение против первого в мире социалистического государства, — несмотря на все это, Эдуард Эррио в 1922 году приехал в нашу страну.

Отвечая корреспонденту английских газет «Обсервер» и «Манчестер гардиан», В. И. Ленин отметил: «Несомненно, мы чрезвычайно высоко ценим и прием Эррио в Москве и тот шаг к сближению с Францией или к переговорам с ней, которые стали теперь возможными, вероятными и, хотелось бы думать, необходимыми» [1] .

Эррио понял, какие трудности стоят перед советским народом, залечившим раны, нанесенные ему не только гражданской войной, но и интервенцией, предпринятой его бывшими союзниками. Но Эррио увидел в Советской России еще и то, о чем, разумеется, умалчивала французская и русская белогвардейская пресса, — великий пафос созидательного труда, сделавший непобедимой и могучей необъятную страну, с которой Франция так упорно отказывалась установить дипломатические отношения.

Передовая общественность Франции взывала к разуму тогдашних ее правителей, указывая на вред, который наносит такая политика национальным интересам. Чувство симпатии к «Новой России» (так и назвал Эррио свою книгу, опубликованную им в 1922 году) крепло и росло в сердцах не только рабочих и крестьян Франции, но и тех представителей французской интеллигенции, которых по справедливости можно было бы назвать ее гордостью и цветом. Достаточно упомянуть имя престарелого Анатоля Франса, который с присущей ему мудростью постиг и приветствовал в последние годы своей жизни исторические свершения Октября.

В 1924 году Эррио было поручено сформировать новый кабинет министров, и в том же году, несмотря на антисоветскую кампанию, инспирировавшуюся маршалом Фошем и его единомышленниками, возглавляемое Эррио правительство Французской республики установило дипломатические отношения с Союзом Советских Социалистических Республик. В ноябре 1932 года, когда Эррио вновь был премьер-министром Франции, по его инициативе был заключен пакт о ненападении с СССР, приобретший особенно большое политическое значение в годы активизации германского фашизма, темным силам которого миролюбивые народы стремились противопоставить силы разума и прогресса. Увы, не этим силам суждено было восторжествовать во Франции в позорные дни мюнхенского сговора с Гитлером и предательства, совершенного по отношению к Чехословакии.

Эррио, который в 1933 году вновь побывал в Советском Союзе и всеми силами содействовал политическому и культурному сближению Франции и СССР, хорошо понимал, кто является другом его родины и кто — ее врагом. Он гневно протестовал против бесславного мюнхенского соглашения, справедливо считая, что оно предвещает катастрофу не только для Чехословакии, но и для предавших ее государств. И когда эта катастрофа наступила, Эррио, не колеблясь ни минуты, примкнул к движению Сопротивления, организованному французскими патриотами, мужественно отстаивавшими честь своей родины, поруганной гитлеровцами. Фашисты не решились убить семидесятилетнего старика, имя которого было известно всему миру. Но в 1942 году Эдуард Эррио был арестован гестаповцами и брошен в концентрационный лагерь.

Только в 1945 году, когда воины Советской Армии освободили заключенных этого лагеря, Эррио вернулся на родину, побывав перед этим еще раз в Советском Союзе, где его окружили дружескими заботами, оказали медицинскую помощь и постарались восстановить его силы, подорванные трехлетним заточением в фашистском лагере. В 1947 году Эдуард Эррио был избран членом Французской Академии и председателем Национального собрания Франции. Семь лет он занимал этот пост, а когда преклонный возраст и пошатнувшееся здоровье заставили его отказаться от активной государственной деятельности, ему было присвоено звание почетного председателя Национального собрания. Это звание, так же как и звание почетного мэра города Лиона, Эррио сохранял до конца жизни.

Избрание во Французскую Академию было не только одной из почестей, оказанных Эррио в связи с его семидесятипятилетием, торжественно отмечавшимся во всей стране и за ее пределами, но и закономерным актом признания его заслуг в деле развития отечественной культуры.

Помимо множества статей на самые различные политические, общественные и научные темы, Эррио оставил около тридцати книг, содержание которых свидетельствует о разносторонности его интересов, об энциклопедичности его познаний, глубокой эрудиции и чуткости восприятия жизни во всем ее многообразии, включая науку, литературу и искусство [2] .

Уже книга двадцатипятилетнего Эррио о Филоне Александрийском привлекла внимание ученых и широких читательских кругов. То была не монография, а блестящий этюд об одной из философских школ Александрии. И чувствовалось, что эта школа, созданная еврейским мыслителем, привлекла внимание молодого ученого в связи с его интересом к Востоку, к его древней богатой культуре. Не раз обращался Эррио к этой культуре, и некоторые страницы его книги «Святилище» (Египет, Палестина, Сирия), написанные, как с гордостью подчеркивал автор, соотечественником Шамполиона и Масперо, по своей глубокой поэтичности напоминают «Зодиакальный свет» Бунина.