Жизнь без войны
Шрифт:
Конечно, в строго терминологическом значении "госкапитализм" - это фигура речи. Но это вовсе не означает, что в ней нет реального смысла, диктующего право на собственное название. А оно - прежде всего и огромной степени в том, что юридическая легализация частной собственности не сопровождалась ее восстановлением де факто. То есть реституцией - возвратом собственности бывшим владельцам. Именно этот процесс был запущен в том или ином виде в Прибалтике и большинстве других европейских стран-солагерников. И проигнорирован в России.
Да, затея эта чрезвычайно непроста в чисто техническом отношении. Например, в Литве она была осложнена тем,
проходила земельная реформа, была под Польшей. И после присоединения ее Сталиным в 1940-м к Империи, часть реестровых архивов либо осталась там, либо была уничтожена. И это при том, что к моменту начала акции во многих случаях истцами выступали уже наследники, а не прямые владельцы. Потому, быстро набрав обороты поначалу, она растянулась на долгие годы. Кроме того, есть весьма деликатный, можно сказать даже - драматический аспект психологического свойства, связанный с лишением недвижимости тех, кто уже давно в силу тех или иных обстоятельствах заселился в чужие пенаты. Причем, во многих случаях вовсе не из злого умысла и даже не подозревая, что стал "узурпатором". А в силу обстоятельств и поворотов колес новой системы.
И тем не менее практика показала, что при наличии политической воли любые сложности преодолимы. И всегда можно найти вполне разумные и гуманные решения. Например, в Польше изначально был взят курс не натурального возврата, а денежной компенсации утраченного. И эту ношу взяло на себя государство. В других странах, в том числе и в Литве, применяется комбинированная практика. Например, в сложных случаях государство предлагает участки в другом районе. Оно также выплачивает откупное за объекты, оказавшиеся в его собственности, если в них уже много вложено. Или они имеют важное общественное значение.
Увы, в России ничего этого не было. Земельная реформа, объявленная в 1991 году, основывалась на дележе колхозной и совхозной земли на безвозмездной основе по принципу усредненных паев. Она коснулась примерно 12 млн. человек. Но только теоретически. Виртуально! Потому что натуральное распределение участков было отложено до принятия Земельного кодекса, уполномоченного расписать, как можно этой собственностью распоряжаться. Ввести права наследования, купли-продажи, залога и т.п. Однако, натолкнувшись на яростное сопротивление как слева, так и справа, проект в Думе и Совете Федерации застрял аж на восемь лет. И проект, предъявленный еще в 1991, был подписан лишь уже при Путине.
Так что процесс формирования земельного рынка и коцентрации ее у наиболее эффективных фермеров даже формально начался лишь в нулевые годы. А в 90-е происходила только дележка, а точнее - захват индустриальных угодий, львиную долю которых составляют сокровища недр. То есть государственной, читай - всенародной собственности.
При такой диспозиции тем, что творилось в 90-е, подавляющая масса зрителей и участников была шокирована. В таком контексте можно понять (хотя и не принять) аргумент Дмитрия Быкова о том, что предпочитает социализм, который по сравнению с нынешней все же выглядит более гуманной системой. Глядя на это со стороны порой сам себе задаю вопрос и не нахожу твердого ответа: а смог ли бы ты сохранить свои "антисоветские" убеждения, если бы глотнул того лиха, которое в лихие 90-е обрушилось на бывших соотечественников?
И тем не менее, вопрос остается: Можно ли с уверенностью утверждать, что если бы сценарий смены режима проходил так же разумно и последовательно,
Впрочем, вопрос этот из категори спекулятивных, потому что такие сценарии в российском практикуме просто были исключены. Непреложный факт, как уже отмечалось раньше, состоит в том, что смена режима не была национальным выбором и проектом. А выбора не было потому, что нация реально не представляла, какая модель образа жизни придет на смену. Да никто у нее об этом и не спросил.
Такой вот замкнутый круг!
Другой вопрос, возможен ли в России откат в прежнее системное состояние? Сомневаюсь, хотя рецидивы и имеют место. И могут проявиться еще не раз и резче. А сомневаюсь потому, что эксперимент, навязанный обществу, уже забил два крепких крюка в тело истории.
Один крюк - это власть крупных собственников в адской смеси частного с государственным. Но поскольку некие элементарные правовые возможности на приватизацию были все же объявлены, ею воспользовались на уровне среднего и мелкого бизнеса и некоторые обычные граждане с высокой энергетикой. Более того, целое десятилетие под девизом "спасение утопающих дело рук самих утопающих" были вынуждены крутиться и те, кто по натуре неисправимый совок. Хотя бы на уровне огродных участков.
Второй крюк - магазинные полки, наполнившиеся товарами. К ним быстро привыкают, но трудно отказаться. Возможно, на это способны еще некоторые упертые старики, но вряд ли подпишется молодежь. Как и от права на пересечение границы. Такие необратимости, наверное, понимает даже товарищ Зюганов. Поэтому вряд ли бы он решился к столетию Октября повторить сценарий 17-го с конфискациями, продразверсткой и коллективизацией.
История учит, что если она и ходит по кругу, то - по спиралевым все же кольцам. То есть, на каждом витке есть лишь внешняя схожесть, а начинка меняется. И полного возврата к прошлому не бывает.
К примеру, Брежнев и его старческая команда пытались возродить сталинизм. Но не решились. Не получилось. И к 90-летию рождения Вождя, когда, казалось бы, был хороший повод об этом внятно заявить, ограничились статьей в "Правде", где сбалансированно промямлили и о "некоторых достижениях", и о "злоупотреблениях".
Ну, и до массовых кровопусканий, конечно, не дошло. А почему? Да уже потому, хотя бы, что "соратники" при дряхлеющем Генералиссимусе изрядно струхнули. Они не желала больше сумасбродной тирании, поволяющей рубить головы всем без исключения. И ввели "коллективное руководство" и табу на физическое устранение политических соперников, которым дорожило. Новый порядок, заложенный при Хрущеве и укрепившийся в брежневщину, основывался на расширении привелегий для "избранных". А они, в свою очередь, прививали вкус к спокойной, ленивой и сытой жизни.
Этому способствовала и сама конструкция послевоенного мира, основывающаяся на ядерном паритете, ограничивавшем агрессивность. После Сталина и Карибского кризиса в мире воцарился концепт "мирного сосуществования двух систем", замороженный при температуре "холодной войны". О Большой войне с Америкой или НАТО на кремлевской орбите уже всерьез никто не думал. Как и о "мировой революции", которая перешла в область риторики и мелких пакостей, необходимых, с точки зрения Кремля, для поддержания реноме сверхдержавы на левом фланге.