Жизнь – это любовь
Шрифт:
Отношения между молодыми людьми развивались стремительно, через две недели Игорь пришел с тортом знакомиться с родителями, а через месяц сделал Оле предложения.
Манефа про себя очень сильно жалела дочь, считая Игоря не лучшей партией. Во-первых, будущей теще не нравилось, что молодой человек уже был разведен. А развелся, потому что «гулял», привел домой любовницу, после чего жена сразу ушла из этого дома и браку распался. Для Мани это было очень тяжким проступком и ей совершенно не хотелось, чтобы в этот же дом Игорь привел ее дочь. Мать намекала Ольге, что у семьи жениха не очень хорошая репутация в городе. Отец уж очень гулевый, не пропускает «ни одной юбки», а cын видимо пошел в него (мысленно добавляла
Началась подготовка к свадьбе. Невесте заказали белое платье, фату и золотые кольца. Ольга была очень красивой в день регистрации. У Манефы сжалось сердце при виде дочери, так хотелось, чтобы она была счастлива. Совсем не кстати, на ум пришла встреча на кануне свадьбы, возвращаясь с работы, она встретила знакомую.
– Дочь, замуж отдаете? Куда, же вы ее толкаете, Манефа Ивановна? Такая семья… заявила та сразу после приветствия. Манефа только тяжко вздохнула в ответ.
После свадьбы молодожены поселились в деревянном браке по улице Степана Разина, без удобств: туалет находился на улице, воду нужно было носить из колодца, таскать дрова и топить печь. Оля, начала наводить уют в холостяцком жилье, работы она не боялась. Ей в приданное были приготовлены пуховые подушки, белоснежное постельное белье, два половика, красивая кухонная посуда и полотенца. Так же мама подарила ей кремовую тюль и портьерные шторы с крупными синими цветами. У супруга была куплена кровать с сеткой, небольшой стол и полированный трехстворчатый плательный шкаф. Игорь работал по сменам: сутки и два дня отдыхал. Ночевать одной в незнакомом доме Оле было страшно, поэтому к ней приходила мама или родственники мужа: бабушка Поля, часто прихватывая с собой младшего брата Игоря: Сергея.
Появление матери Ольга ждала, как ждут долгожданное событие или праздника. Странно, но она очень скучала по родителям, еще не привыкнув, что теперь у нее свой отдельный дом. Мама появлялась на пороге с полными сумками гостинцев: молоко, творог, булочки, если удавалось «достать» консервы, конфеты. Приносила из сада овощи, ягоды, яблоки. А вот визиты родственников мужа Оля невзлюбила: бабушка Полина вела себя в их доме по-хозяйски, беспардонно заглядывая в холодильник, брала без всякого продукты, которые приносила Оле мать. Ольга высказала свое недовольство мужу, на что он только хмыкнул и ситуация не изменилась. Тогда она посетовала матери, но Манефа не знала, как помочь дочери. Стала только приносить меньше продуктов и старалась подкормить Олю в отсутствии супруга. Через некоторое время Ольга сказала мужу, что ночевать одна не боится, и в визитах его бабушки нет необходимости.
– Ну и твоя мать пусть не ходит,– тут же ответил супруг.
Оля с недоумением взглянула на мужа и ничего не ответила. Матери эти слова она даже не передала.
Интимная сторона супружеской жизни, не заладилась, между ними с самого начала, обсудить эту тему девушке было не с кем. Говорить с матерью она стеснялась и поэтому все больше молчала. Манефа внимательно наблюдавшая за дочерью, обратила внимания, что счастливый блеск будто потух в глазах дочери, без того стройная девушка похудела, мать не знала, как помочь ей и подступить с вопросами. Хотя интуитивно догадывалась, в чем дело. В пятницу Оля пришла домой с синяком на щеке. Гостившая у них в это время старшая сестра увела ее в комнату. Они долго разговаривали, потом Таня проводила Ольгу до дома. Вечером Татьяна поделилась с матерью, что сестра жаловалась на невоздержанность и грубость супруга. Коля тоже
Несколько лет назад семья Дубровиных переехали в новую трехкомнатную квартиру на третьем этаже, кирпичного пятиэтажного дома, по улице Ленина.
В феврале Оля поняла, что беременна. К этому времени она похудела и чувствовала постоянное головокружение и слабость. Отношения с мужем были натянутые, а тут еще доброжелатели сообщили, что на работе Игорь встречается с женщинами. Одинокими ночами, Ольга горько ревела в подушку, она чувствовала себя обманутой, потерявшей веру в любовь и счастье. Внутри нее зарождалась новая жизнь, но она пока не понимала этого, настолько была «ранена» отношением мужа. Прибавлению в семье справедливости ради надо сказать, Игорь обрадовался.
– Надеюсь, сын, – сказал он.
А Оля подумала про себя: «хоть бы дочь». За всю беременность она поправилась на пять килограмм, чувствовал себя отвратительно, как физически, так и морально. Двадцать пятого октября, как обычно выполняя домашние дела, Ольга почувствовала, что тянет внизу живота: «скоро мама, должна придти», промелькнула в голове радостная мысль. И точно хлопнула входная дверь и что-то теплое побежала у Оли по ногам. Отошли воды, остальное было как в тумане. «Скорая», роддом и мучительные схватки. Сначала они были непродолжительные, с перерывами. В эти перерывы можно было отдохнуть и спокойно, нормально дышать. Ее проводили в палату, а мать сидела в коридоре, Оля знала, она не уйдет, будет рядом.
Вскоре пришла врач и заорала Манефе: «Ну, а ты что здесь сидишь? Иди, домой давай!»
– Я останусь, Надежда Сергеевна,– ответила, спокойна Манефа.
Схватки все нарастали, но родовая деятельность, со слов врача была слабая. Промучившись от нестерпимой боли несколько часов, искусав в кровь все губы, Оля ждала хоть какого-то исхода , но облегчение не было. Она с силой сжимала зубы, стараясь, не кричать и совершенно не слушала свое тело, не могла расслабиться и будто раненный зверь металась по кровати.
Манефа сидела в коридоре и беззвучно шептала молитву. Она чувствовал себя беспомощной, душа ее рвалась в палату, к дочери, ей хотелось облегчить эти муки. Но она лишь тихо продолжала сидеть, ждать, стараясь мысленно передать Оле свою силу. Минуты сливались в часы, и Манефа уже не понимала, сколько она сидит на одном месте.
Надежда Сергеевна вышла к ней с обеспокоенным выражением лица: « Что делать будем, Манефа Ивановна?»
– Я не знаю, Вы же врач ,– спокойно, не узнавая свой голос ответила Маня.
– Придется кесарево, раскрытие совсем слабое, ребенок долго без воды.
–Да, вы главное Олю спасите,– ответила Маня каким-то стальным голосом.
– Иди, домой, Маша, отдохни, это нескоро,– сказала Надежда Сергеевна участливо.
– Нет, можно я здесь? Пожалуйста.
– Ладно, сиди.
После Манефа не могла вспомнить, как тянулось или летело время, она продолжала только читать молитву: Господи, Иисусе Христе, сыне Боже, помилуй рабу божью Ольгу. Господи, Иисусе Христе, сыне Боже, помилуй рабу божью Ольгу, твердила она про себя, боясь, остановится. Пальцы ее крепко сжались и побелели ,ноги затекли, но она не разрешала сдвинуться себе с места, будто это могло помочь дочери.
Она закрыла глаза и вспомнила крошечную малышку. Как девочка ждала ее в яслях. Маня бегала с обходом. Летела в ясельную группу, а нянечка уже качала голодную, орущую малышку.
– Все, Манефа Ивановна, – в следующий раз дам бутылку. Где вы бегаете вечно,. ждет ведь она Вас, изревелась вся,– с укором говорила нянечка.
Младенец жадно хватал грудь, и Маня чувствовала такое блаженство и одновременно облегчение. Ласково глядела на крошечное личико, целовала пухлые щечки, вдыхая свежий запах ребенка.