Шрифт:
Как юности памятник зыбкий,
Во мне и поныне светла
Какая-то четверть улыбки,
Живущая тем, что жила.
Порой неудобна, как маска,
Надежда в холодной груди:
Мерцает волшебная сказка,
Чернеется явь посреди…
Горя в торжестве иллюзорном,
Подсолнечник хочет шепнуть
Своей желтизною – что зернам
Доверена черная суть.
Фернандо Пессоа
Посвящается нашим детям – с верой, любовью и надеждой.
Глава 1
«Все женщины любят букеты, немногие женщины
любят цветы».
Альфонс Карр
Она забралась в заросли малины у забора, отделяющего их участок от соседнего, и приготовилась ждать. Прошлый раз колючие ветки исцарапали ее голые руки и ноги, и теперь, наученная опытом, она подготовилась: темно-синий мужской свитер должен был ее защитить. Свитер оставил Катин любовник, и если бы Катя увидела ее сейчас, то скандала было бы не избежать. Несколько раз Алиса видела, как тетя зарывалась лицом в его синие дюны, вдыхала оставленный на нем запах, а потом тихонечко плакала. Ну, что его обнюхивать-то? Собака ты, что ли? Хахаль Катин больше не появляется. Раньше такой пустяк не смог бы вывести Катю из равновесия: ну, ушел да ушел, следующему место
– Да что же это…
Подождав еще немного, Алиса выбралась из зеленого «пекла» и через окно вернулась в свою комнату.
– Алиса! Да Алиса же… !– Катя возникла на пороге комнаты.– Я долго еще буду надрываться? Ты не видела флэшку? Синенькую такую? Ну, посмотри в своем рюкзачке, он ведь у тебя как филиал ящика Пандоры..!
Из розового чрева рюкзака на кровать стали вываливаться совершенно необходимые для жизни двенадцатилетней девочки предметы: огрызок химического карандаша, огромное красное сердце-леденец, два маленьких блокнота, разноцветные проводки, переплетенные между собой, несколько бенгальских огней, три тюбика губной помады – один из них Катя оставила уже всякую надежду отыскать, коробок с тремя охотничьими спичками, зеркальце и рогатка. Синей флэшки не было.
– О, боги! – Катя закатила глаза в притворном ужасе. – А рогатка-то тебе зачем?
Не дождавшись ответа, она исчезла за дверью:
– Ничего не понимаю… Ну куда она могла подеваться?
Алиса водворила хаос обратно в розовое нутро. Достала из кармана шортиков синий прямоугольник, и , высунувшись из окна, зашвырнула его в заросли малины:
– Вершись, судьба, по моему хотению!
В животе урчало от голода. Она вспомнила, как бабушка Зося говорила в таких случаях: »Кишка кишке бьет по башке». Смешно. Да, бабушка, а точнее прабабушка, всегда отличалась умением сказать словцо кстати, у нее в запасе имелось много таких вот «перчинок» – присказок да шуточек-прибауточек. Она называла ее, свою правнучку, «дитенком», прижимала Алисину голову к своему животу и целовала в макушку. Жалко, что бабушка умерла. Алиса приоткрыла дверь в комнату Кати:
– Есть что-нибудь покушать?
Катя оторвала голову от подушки:
– Поищи что-нибудь в холодильнике. У меня голова раскалывается. Сходи потом к соседке – попроси аспирин.
Алиса открыла холодильник. Тоскливая картина. Последние два яйца Катя разбила на сковороду сегодня утром и обжарила их с двух сторон – «во избежание заражения сальмонеллезом». Гадость. Алиса любила сырой желток – в него можно было макать хлеб. В холодильнике болталась недопитая бутылка молока. Она залила им остатки хлопьев. Все. Пообедали. Теперь оставалось только завалиться спать, хотя можно было и почитать, конечно… С собой на дачу они взяли «Маленького принца», который показался ей откровенно скучным. Правда, была еще одна книга с интересным названием «Долина кукол», но Катя, увидев эту книгу у Алисы в руках, тут же ее выхватила, заметив, что что-то не припоминает такого названия в списке заданных к прочтению на лето книг. Алиса постояла на веранде, а потом направилась к дровяному сараю. Через минуту она была уже на его крыше – отсюда можно было наблюдать за всем, что происходит на ближайших дачных участках. В проулке детвора играла в «магазин»: разложив на сдвинутых в ряд ящиках пакетики с жевательными конфетами и сухариками, приставала к редким прохожим: »Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, не проходите мимо! Загляните в наш магазин!». Те улыбались и шли себе дальше. Вскоре девочку и мальчика из этой предприимчивой компании позвали обедать, и они убежали, оставив своего товарища приглядывать за «прилавком».» Надо же, как с этими маленькими все носятся», – подумала Алиса.– А вот большие должны уже «сами все понимать». А вы спросили меня, хочу я этого? Хочу ли я понимать, что никому особо не нужна?» Мать опять вышла замуж, на этот раз за мужика, который сам никак не может удержаться, чтоб раз в пять лет не жениться на ком-нибудь. Совет да любовь. У нового папаши уже имеется двое детей – по одному на память о счастливых днях с их матерями. Сколько лет она уже слышит это: »Ты уже не маленькая!» Похоже, сначала она, Алиса, побыла немного младенцем, а потом сразу же стала «большой». Она вспомнила расширяющиеся огненные круги, словно распускающиеся цветы салюта в темноте, охватившей ее тогда: ей было пять лет, и у нее была высокая температура. Да, считается, что это свидетельствует о хорошем иммунитете – организм борется, сжигая врага, но Алисе казалось, что она умирает. Кати дома не было. Алиса впадала в забытье под идущие безостановочно мультики, потом ненадолго открывала глаза. Ей хотелось тогда, чтобы мать оказалась рядом, она звала ее и даже увидела, наконец, в той темноте, но приблизиться к ней не смогла: мать, наморщив лоб, раздраженно спросила: »Заяц, ты что?», и ее лицо сменили огненные вспышки. Когда Катя вернулась и стала ее тормошить, она все повторяла: »Заяц сдох, заяц сдох…». На следующее утро Алиса слышала, как тетя что-то долго на повышенных тонах обсуждала с матерью по телефону, а потом, вернувшись в комнату, поцеловала ее в лоб:» Мама через несколько часов улетает на острова – они давно запланировали эту поездку. Вернется через две недели. Но мы с тобой и сами справимся – мы же стойкие оловянные солдатики, да? Ты у меня уже большая, сама все понимаешь…». То, что ей, как этим пресловутым солдатикам, предстоит долго держать оборону, Алиса поняла еще в сопливом возрасте: в детский сад пришел новенький, и, понаблюдав за ней несколько дней, спросил насмешливо: »У тебя что, мамы нет?» Конечно, она его осадила: »Мамы есть у всех!», и, услышав, как мамаша подзывает его :»Толик, идем!», презрительно добавила:»Дэбил!» Слово это она слышала от Марианны Львовны, их волоокой соседки: та заходила иногда к Кате по вечерам с бутылочкой коньячка. «Я сегодня весь день на нервах! – жаловалась соседка. – И вот спроси у меня, почему? Ну так Толик ведь! Дэбил. Дэбил и деградант!» Кто такой этот загадочный Толик, Алиса узнала учась уже в школе: Марианна Львовна принесла коньяк и сказала Кате :»Давай помянем..!» Потом всплакнула: «Доброй души человек был наш Толик. Да и начальник – каких еще поискать!» Толик ее, Марианну Львовну, ценил – не то что эта стервозная молодая особа, занявшая теперь его место и намекнувшая, что штат сильно раздут, и некоторые, к сожалению (ага, так я ей и поверила!), неминуемо попадут под сокращение… Как-то Катя сказала: »Главное твоя мама для тебя сделала – наделила красотой. Если научишься ею пользоваться – перед тобой откроются все двери». Она, Алиса, вроде бы и есть в жизни своих родных, а вроде бы ее и нет. Они, наверное, ждут не дождутся, когда ей стукнет столько, чтобы можно было сказать:» Все что нужно, у тебя есть – ты красивая, значит, не пропадешь!», и повесят на захлопнутую перед ее носом дверь табличку с надписью: »Не беспокоить!». Странно, в мире так много людей, мир ими просто кишит, они даже могут задеть тебя плечом, проходя мимо, а ты все равно один. Может, надо было сначала запастись любовью, прикупить ее побольше, прежде чем производить меня на свет? Что ж, как вам понравится, когда я изменю ваши жизни, заставлю их идти «по моему велению, по моему хотению»? Может, тогда вы меня заметите и хоть о чем-нибудь пожалеете?
Алиса слезла
– Привет, как идет торговля? – Алиса участливо смотрела на мальчика. – Тебе не надо сходить домой? Если надо – иди, а я постою вместо тебя, все равно мне нечем сейчас заняться…
Тот с радостью согласился – мама с утра напекла пирожков – и тут же умчался. Алиса сгребла все с «прилавка». Под забытой кем-то из ребятишек панамой лежал телефон. Подумав немного, она забрала и его.
– Adios, детишки! – теперь ее путь лежал к автобусной остановке.
Глава 2
– …одинокий волк, которого ученые в последствии назовут М93, пересек ледяной мост, соединивший на какое-то время Канаду с островом Рояль, и восстановил тем самым численность волков на острове – их к тому времени осталось всего двенадцать. Мало того, он возродил этим лесную экосистему. Как, казалось бы, такое незначительное событие могло привести к таким ошеломляющим результатам? – ведущий предлагал зрителям удивиться вместе с ним. – Основной добычей волков острова Рояль в конце 1940-х годов были лоси, съедающие около четырнадцати килограммов растительности в день. В 1980-м году волков поразил собачий парвовирус, и из пятидесяти особей осталось всего лишь двенадцать. Заболевание в конце концов исчезло, но из-за близкородственных скрещиваний пострадала репродукция, и стали проявляться патологии, например, деформация позвоночника. М93 был необычайно крупным, поэтому соперников у него не нашлось: он стал вожаком одной из трех стай, и произвел на свет 34 отпрыска, восстановив популяцию. Лосей, основной добычи волков, стало меньше. Это сказалось на бальзамических елях – они стали расти темпами, не наблюдавшимися уже много лет, и это повлияло на жизнь животных и растений леса. Однако через десять лет все вернулось на круги своя: через два года после смерти М93 его гены насчитывались у 60% волков, что привело к вырождению, и к 2015 году на острове осталось всего два волка…
Все совершается по единым законам, это очевидно. От брошенного в пруд камня рождаются волны, они расходятся кругами от центра, как будто сонный до этого пруд начинает морщить свое чело от подобной вашей выходки, но через несколько секунд все успокаивается. Да, волны гаснут, колебания затухают. Не так ли и в жизни людей? Сирийский царь Авгарь, прозывавшийся Черным, потому как страдал от «черной проказы», от которой тело с головы до ног покрывалось гнойными струпьями, лопавшимися и обнажавшими живое мясо, получил от Спасителя убрус, на котором отпечатался Его Нерукотворный образ. Царь, приложившись к нему, исцелился. Он приказал поместить убрус в нише над городскими воротами, чтоб каждый, проходящий под ними, поклонялся Спасу Нерукотворному. Это соблюдалось при жизни Авгаря, и при жизни его внука и его правнука, но вот уже праправнук царя стал идолопоклонником. Потому что волны гаснут, колебания затухают. И что же дальше? Покой это или же застой? Он вспомнил прослушанную когда-то лекцию известного профессора, из которой в памяти осталось лишь описание одного исследования: у людей, проживающих в прибрежных зонах, при длительном штиле наблюдается ухудшения здоровья – у них снижается иммунитет. «А он, мятежный, просит бури…». Вывод: обществу время от времени нужны новые герои и новые потрясения. Они необходимы, иначе волны гаснут, колебания затухают… Он встал и расправил плечи. Движение отдалось болью в шее: застарелый хондроз напомнил ему о себе, а заодно и о том, кто он есть. Любимый плед цвета кофе с молоком ждал, как утешение, на диване. Бывают ли такие герои, как он? Вообще, хороший ли он человек? Достаточно ли для того, чтобы быть хорошим человеком, отсутствия в твоей биографии камней, брошенных в других лично или же вместе с неистовствующей толпой, предательства, воровства, убийства? Быть или считаться, вот в чем вопрос. Хотя, все, конечно, относительно. Он уверен, что каждый так или иначе убивает того, кто рядом. Это происходит даже в пределах одной семьи, пусть даже она вполне себе благополучная: кто-то обязательно должен наступить на горло собственной песне , а ведь есть еще разные напасти : неудачи, болезни, смерть, в конце-то концов, и если это происходит с тобой, то ты причиняешь боль близким, если же с ними , то счастливым тебе тоже уже не быть. «Зажглись уличные фонари, однако они почти не давали света: едва лишь освещали сами себя». Возможно, и он такой. Как вообще можно представить себя на суд и рассмотрение любимого человека, не побоявшись его разочаровать? В его, Арсении, жизни было то, чего стоит стыдиться, а ведь он, как смеет все же надеяться, не был откровенно глуп, но все же допустил это. Когда он учился в младших классах, к ним приехала погостить подруга матери с сыном – его ровесником. Соседями по лестничной площадке была супружеская пара – тихие и пьющие дядя Иван и тетя Валя. Он был ниже жены ростом и каждое утро, приволакивая ногу, уходил на работу в магазин – разгружать товар. Тетя Валя, с красным одутловатым лицом, спускалась во двор и сидела на скамейке. Арсений вспоминал ее, почему-то, всегда в коричневом плаще, из-под которого сзади выглядывала ночная сорочка. Кто теперь уже помнит, что тогда подвигло их со Славиком, сыном маминой подруги, написать на листочке бумаги «Покайтесь, пьяницы!» и приклеить его к соседской двери. Он помнит, как утопил кнопку соседского звонка и бросился обратно в свою квартиру, а потом они со Славиком по очереди приникали к дверному глазку, прыская от смеха при виде тети Вали, грозящей им за дверью кулаком. Слух об их «подвиге» дошел до матери. Она спокойно попросила его сесть.
– Тетя Валя была студенткой третьего курса медицинского института, когда одним роковым вечером поскользнулась на льду. Это стало причиной эпилепсии и поставило крест на прежней ее жизни. Девушка стала инвалидом. Учебу ей пришлось оставить. Дядя Иван – тоже инвалид. Это два человека с искореженными судьбами, которые держатся друг за друга, пытаются как-то справляться, понимаешь? И не сметь! Слышишь, не сметь оскорблять людей, о жизни которых ты не имеешь ни малейшего представления! Не имей такой привычки!
Он тогда понял, что вызывать гнев этой маленькой хрупкой женщины, его матери, не стоит: лампочка в светильнике, висевшем над кухонным столом, вдруг взорвалась и осыпалась мелкими осколками прямо в вазочку с конфетами.
Еще одно горькое воспоминание было связано с Джеком. Щенка породы боксер ему подарила знакомая. Заводить собаку Арсений не собирался, но детеныши животных имеют необъяснимую власть над сердцем человека – отказаться у него просто не хватило сил. Он прочитал тогда несколько специальных книг, порасспросил других владельцев боксеров и стал даже лелеять надежду на то, что Джек когда-нибудь получит награду на выставке. Экстерьер требовал, чтоб у щенка были купированы уши. Когда они вернулись от ветеринара, Арсений испытал отчаяние – их обрезали, как будто это была какая-то ткань на платье, прихватив на концах одно к другому нитью. Из обрезанных краев сочилась кровь. Как только наркоз стал отходить, Джек, спотыкаясь, приковылял к нему – человеку, которому доверял. Щенок доставал уши лапой, и нить в конце концов порвалась, еще больше повредив тонкие ткани: теперь они походили на окровавленную бахрому. Арсений испытал тогда стыд: зачем он поступил так с этим маленьким существом, доверчиво ищущем его ладони? Почему он позволил себе так распорядиться его жизнью? Поучаствовать в выставках Джеку так и не пришлось: знакомая, испытывая жизненные трудности, кормила щенка в первые месяцы его жизни плохо, и хрящи не смогли сформироваться должным образом. «Прости, дружище,» – думал Арсений, с сожалением глядя на обвислые уши пса.