Жизнь, как морской прилив
Шрифт:
— Твой отец?
— Да, у меня есть отец. — Эмили рассмеялась. — Я же говорила тебе, что он в плавании. Ты думал, что я сочиняю? Просто он был в плавании дольше, чем всегда.
— Как же он узнал, где ты?.. Ох... ох... — Берч закрыл глаза и кивнул: — Твоя тетя Мэри.
— Да, моя тетя Мэри. — Ее лицо вытянулась, когда она повторила его слова, а потом она спросила: — Ты что, не хочешь войти?
— Он хочет меня видеть?
— Конечно, он хочет тебя видеть.
— Зачем? Чтобы врезать мне?
— Не будь глупым.
— Я живу с его дочерью... или его дочь живет со
Эмили глубоко вздохнула.
— Ты идешь? А то ему скоро нужно уходить.
Девушке показалось, что Лэрри хотел остаться там, где стоял, поскольку он даже не пошевелился по крайней мере в течение минуты. Только когда она уже собиралась заговорить, он потянул веревку и пошел вперед.
Во дворе он почистил одежду, говоря:
— Не могу же я появиться в таком виде.
— Не глупи, ты рабочий человек. Я имею в виду, что ты не можешь работать в своей лучшей одежде.
Берч сурово покосился на нее, а потом кивнул и сказал:
— Да, ты права, ты всегда права, я рабочий человек.
Когда Эмили входила впереди него в дом, она молилась, чтобы Лэрри не начал задаваться перед ее отцом, поскольку ее отец быстро замечал такие вещи.
На кухне мужчины пристально посмотрели друг на друга. Первым заговорил Джон Кеннеди. Он внимательно оглядел друга своей дочери и, прежде чем тот успел открыть рот, составил о нем свое мнение. А теперь он сказал следующее:
— Ну вот, я ее отец. Как вы, наверное, знаете, я был в море более двух лет. Если бы я не ушел в море, то сейчас ее бы здесь не было. Но я полагаю, что такова жизнь.
— Она свободна и может уйти, когда захочет. — Лицо и голос Лэрри были напряженными.
— Я бы сказал, что это легче сказать, чем сделать. В любых связях замешаны чувства. Не нужно быть образованным человеком, чтобы понять, что чувства сильнее уз, связывающих людей. Но, как она это сказала бы, она постелила себе постель и хочет в ней спать. Вот я вам сейчас скажу, и я не думаю, что говорю это не к месту или слишком быстро, поскольку мы видим друг друга всего несколько секунд, но я все же скажу, что, каким бы человеком вы ни были, вы забудете прошлое и женитесь на ней! Она стоит того! И я говорю это не только потому, что она моя девочка. Любой, у кого есть глаза, признает, что Эмили заслуживает большего, чем быть женщиной на содержании.
— О папа, папа! Пожалуйста; я же говорила тебе.
— Да, девочка, да. — Он повернулся к ней, кивая головой. — Ты сказала мне, но я должен был высказаться! Для этого я и пришел! Теперь передай пальто и шапку. Мне пора идти.
— О папа! Пожалуйста.
— Давай же, девочка. Передай мне их.
Прежде чем взять в руки вещи отца, девушка посмотрела на Лэрри. Его лицо было почти алым, прищуренные глаза потемнели. Он был в бешенстве, точно так же, как раньше, когда он выходил из комнаты над кухней после того, как она ругала его.
Эмили почти впихнула пальто в руки отца, но тот не торопился, медленно натянул его и аккуратно застегнул каждую пуговицу, а затем взял у нее шапку. Последний раз посмотрев на Лэрри, он сказал:
— Как я понял, она находится здесь в качестве бесплатной прислуги, временной жены и помощника на ферме - все вместе!
Эмили крепко зажмурила глаза, а ее ногти впились в ладони. Девушка боялась смотреть на Лэрри. Схватив свою шаль со спинки скамейки, она побежала за отцом; и ей пришлось догнать его, потому что он уже спускался с холма.
— Папа, о, папа! — Она схватила его за руку.
— Не надо, девочка, я должен был сказать. Я собирался это сделать. Поэтому я и приехал. И я скажу тебе вот что, девочка. — Он так резко остановился, что Эмили натолкнулась на него, а он ухватил ее за руку и приблизил к ней лицо. — Он мне не понравился. Он ничтожество, он сопляк... и ничто. Да-да, можешь трясти головой, но я знаю мужчин. Я общался с людьми разного уровня, и я повторяю, что он - ничтожество.
— Ты даже не дал ему возможности, папа, ты даже не дал ему и рта раскрыть.
— Мне не нужно было, все написано на его лице, понятно из всего его вида. Я встречал таких раньше. Они могут быть хорошими товарищами, пока все идет гладко, но когда дело доходит до борьбы с трудностями... Боже! Они убегают. А из того, что я уже слышал о нем, я могу сказать, что он убежит. Почему он не остался и не предъявил свои претензии? Любой другой на его месте сделал бы так.
— Ты не понимаешь, папа. Ты не понимаешь. — Эмили заплакала.
— Я все хорошо понимаю, девочка. — Его голос потерял суровость. — Я сказал там, в доме, что чувства сильнее уз. Ты никогда не увидишь его таким, какой он есть, потому что любишь его. И если ты решила провести остаток своей жизни с ним... ну что ж, ты просто слепа. Но не думай, что я и все остальные слепы... Счастливо, девочка. — Он опустил голову и плотно закрыл глаза, а она обняла его и пробормотала: — Прости. Папа, прости.
— Не ты должна просить прощения, девочка, а я. Мне нужно было найти работу на берегу и присматривать за вами. Ваша мама умоляла меня в течение многих лет найти работу на берегу, но проклятое море впиталось в мою кровь, у меня земная болезнь точно так же, как у других - морская. Я никогда не бываю счастливым, если не чувствую качку под подошвами моих башмаков. Такой уж я уродился. — Он потер лицо ладонью и пошел дальше. А она продолжала идти рядом с ним, пока они не дошли до дороги, где она сказала:
— Повозка приедет только через час.
— Там дальше есть деревня, — ответил он, — я пойду туда и найду, где можно что-нибудь выпить. А потом отправлюсь к тете Мэри.
Отец и дочь стояли и смотрели друг на друга, пока он не спросил:
— Так что, следующая среда отменяется?
— О нет, папа! Я буду ждать ее с нетерпением!
— Хорошо. — Он наклонился и нежно ее поцеловал, а Эмили снова обняла его за шею. Но через мгновение он оттолкнул ее от себя и быстро пошел в направлении деревни.