Жизнь - капля в море
Шрифт:
Космонавты перенесли из «Прогресса» в станцию посланную им с Земли аппаратуру, почту, подарки и следующий месяц занимались экспериментами. Это был месяц относительно спокойной работы. Дни стали похожи один на другой и отличались лишь содержанием экспериментов.
С полетом станции «Салют-6» в Центре управления началась совершенно новая жизнь. Программа полета была рассчитана на несколько лет, на смену ей готовилась следующая программа, не менее продолжительная. В цехах уже собиралась новая станция. Было очевидно, что управление полетами теперь будет осуществляться непрерывно и для этого нужна профессиональная служба. Больше невозможно было чередовать управление с проектной, конструкторской или какой-нибудь другой работой на предприятии. Многим из нас предстояло сделать нелегкий выбор. Наш коллектив стал первым, который сделал управление космическими полетами своей профессией.
Перед началом полета мы попытались найти такую организационную схему работы, при которой можно
Внешне работа тех, кто управляет космическими полетами, больше всего похожа на работу авиационных диспетчеров. И те и другие непрерывно следят за летательными аппаратами, постоянно ведут переговоры с экипажами. Но это сходство только внешнее. Содержание работы у авиационных и космических служб абсолютно разное. Авиационные диспетчеры следят, в основном, за траекториями полетов самолетов; они не контролируют работу бортовой аппаратуры и не участвуют в ее управлении. А у космической службы, наоборот, контролю и управлению бортовой аппаратурой уделяется основное внимание. И именно эти функции являются наиболее сложными и ответственными. Количество приборов, за работой которых приходится следить, исчисляется сотнями; количество параметров, характеризующих поведение этих приборов.
– тысячами. Приборы постоянно взаимодействуют между собой, информация об их состоянии непрерывно меняется. Чтобы в этом насыщенном потоке переменной информации уметь безошибочно отличать нормальную работу приборов от ненормальной, нужна совершенно особая квалификация. И есть еще одно принципиальное отличие. Авиационные полеты сравнительно быстротечны. Диспетчер работает с каждым самолетом относительно недолго. Закончился полет, и информация о нем может быть забыта. А космические полеты в то время становились уже многолетними. Для грамотного управления ими надо было знать многое из того, что происходило на борту в течение всего времени полета с момента старта. Конечно, человеку помнить все невозможно, детальная информация записывается в память вычислительных комплексов. Но специалисты должны знать о том, какие особенности были выявлены в системах и какие в них возникали аномалии. Такая информация должна была очень аккуратно передаваться от одной смены управленцев к другой. Поэтому процедура передачи смен у космических служб оказывалась значительно сложнее, чем у авиационных.
В общем, ничего похожего на нашу работу мы нигде не нашли, и пришлось при организации управления руководствоваться только собственной логикой. Конечно, нам хотелось бы работать, как все нормальные люди, - только днем, по восемь часов, а ночью спать. Но это было нереально. Полет на ночь не прерывался. Активная работа на станции продолжалась значительно дольше, чем восемь часов в сутки, а передавать смену, когда на борту включено много аппаратуры и поступающая информация быстро меняется, мы не решились. Поэтому договорились работать сутками с передачей смены под утро, пока у космонавтов еще не наступил рабочий день.
Режим тяжелый - двадцать четыре часа на рабочем месте и еще около двух часов на передачу смен. И при такой нагрузке нельзя ошибаться. Оставалось надеяться, что опыт и постоянное чувство ответственности помогут преодолевать усталость. Квалификация людей особого беспокойства не вызывала. Все основные специалисты уже неоднократно участвовали в управлении полетами и хорошо знали свое дело. Поэтому днем, пока еще не накатывалась усталость, а на станции шла самая активная работа, можно было чувствовать себя уверенно. Я почему-то больше опасался ночей. К этому времени активность на станции падала, космонавты укладывались спать, а за плечами каждого нашего специалиста был тяжелый и длинный рабочий день. Ночью параметры менялись медленно, и это притупляло чувство настороженности.
Иногда я приезжал в Центр управления ночью без предупреждения и видел, что между сеансами связи люди за пультами спят. Даже популярная эстрадная музыка, которую включали во время пауз, и постоянно работающие буфеты не прибавляли им бодрости. С одной стороны, меня это радовало. Я по своему опыту знал, что даже короткий отдых существенно восстанавливает силы и способность думать. А с другой стороны, я побаивался, что такая спокойная обстановка, когда поступающая информация меняется очень медленно, может притупить внимание. Человек устроен своеобразно. Он склонен ошибаться там, где для него все слишком просто.
Помню, как-то мне пришлось побывать в Центре контроля за полетами спутников связи «Молния». Это было в начальный период их практического использования. Контроль осуществляли солдаты - безропотные дисциплинированные молодые люди. Каждому надо было следить за поведением пары десятков параметров и, если какой-нибудь из них отклонялся от нормы, - докладывать. Все параметры были выведены на экраны мониторов, и солдаты непрерывно смотрели на них. Когда я вышел из зала, их командир сказал мне: «К сожалению, люди очень быстро привыкают к тому, что ничего не меняется, и потом перестают замечать изменения. Мы вынуждены периодически искусственно менять информацию, чтобы удерживать их внимание». Никогда раньше я об этом не задумывался, но сейчас видел, что у нас по ночам ситуация очень похожая.
Мы не могли вводить ложные изменения в поступающую с борта информацию. В задачу наших специалистов входило не докладывать об изменениях параметров, а проводить анализ состояния аппаратуры и готовить решения по управлению. Для этого им нужны абсолютно достоверные данные, на которые можно полностью полагаться. Никакая игра здесь недопустима. Оставалось надеяться только на волевые качества людей и перед каждым сеансом связи со станцией опрашивать всех об их готовности к работе. Так мы и поступали. Срывов не было, но беспокойство в душе присутствовало постоянно.
Незадолго до окончания полета Романенко и Гречко на станцию прибыл первый международный экипаж. Командиром его был наш Алексей Губарев; функции космонавта-исследователя выполнял гражданин Чехословакии Владимир Ремек. Событие - огромной важности. Впервые на нашей ракете и в нашем корабле в космос отправлялся иностранец. За полетом наблюдали десятки советских и зарубежных журналистов. В Советский Союз прилетели руководители Чехословакии. Они присутствовали на космодроме при старте ракеты, а потом приехали к нам в Центр управления, чтобы увидеть стыковку и встречу на орбите двух экипажей. Их сопровождало много наших руководителей. Обстановка была, как в театре. Мы чувствовали себя, словно актеры на сцене. На нас были направлены прожектора, телекамеры, на балконе собралось много зрителей, которые смотрели в нашу сторону и что-то оживленно обсуждали, иногда аплодировали. А нам надо было не обращать на все это внимания и заниматься своим делом.
Полет прошел хорошо: никаких отклонений от запланированной программы. Алексей с Владимиром благополучно приземлились. Мы испытывали по этому поводу особое чувство радости и гордости одновременно. Мы брали на себя ответственность за жизнь человека из другой страны, и нам казалось, что тем, как провели этот полет, подтвердили, что на нас можно полагаться. Наверное, ничто не рождает такие крепкие дружеские чувства, как совместная работа в опасных ситуациях. Я видел это в глазах Володи и в глазах всех следующих зарубежных космонавтов, которые летали на наших кораблях. Каждый из них реально рисковал собственной жизнью, и решение участвовать в полете означало для нас, что нам верили. Это дорогого стоило. Конечно, зарубежные космонавты летали во имя интересов своих стран. Они брали с собой в полеты национальные флаги и чувствовали себя посланцами своего народа. И народ гордился ими.
К сожалению, лет через десять ситуации суждено будет резко измениться. С приходом нового политического строя в наши страны начнется переоценка ценностей, в том числе тех, которые не зависят от политики. Лидеры некоторых стран впопыхах станут уничтожать все, чем гордились их предшественники. Космонавты вдруг окажутся ненужными символами старой эпохи. Один из них с грустью скажет мне: «Оказалось, что ракета была не того цвета». Но это будет потом, а пока мы жили происходящим.
Практически сразу после того, как станцию покинули Губарев и Ремек, началась подготовка к возвращению на Землю и основной экспедиции. Космонавты переносили в корабль то, что необходимо было взять с собой; укладывали по местам аппаратуру, с которой работали; готовили станцию к режиму беспилотного полета. Мы вместе с ними подсчитывали оставшиеся запасы всего того, что обеспечит жизнь и работу на борту станции следующих экспедиций. Врачи проводили заключительные медицинские обследования и назначали космонавтам предспусковые нагрузочные тренировки. Приближался момент, когда космонавты должны были покинуть станцию и приступить к управлению кораблем. А это для них - непростая задача. С кораблем они не работали уже три месяца, автоматика в нем очень сложная и намного отличается от автоматики станции. Возникал естественный вопрос: не забыли ли они чего-нибудь? Три месяца - перерыв большой. Хорошо летчикам - если у них бывают большие перерывы, то они могут легко восстановить свои навыки на тренажерах. Кроме того, первый полет после перерыва летчик, обычно, выполняет с инструктором. А в космосе нет ни инструктора, ни тренажера. Перед полетом мы мечтали о том, чтобы сделать небольшой тренажер по управлению кораблем и установить его на станции. Но в то время создать тренажер приемлемых размеров было невозможно. Сейчас для этого достаточно одного ноутбука, а тогда он занял бы большую часть рабочего отсека. Таким образом, в нашем распоряжении никаких технических средств не было, и мы решили провести с космонавтами теоретические занятия. Космонавты, глядя в бортовые инструкции, говорили, что будут делать при выполнении той или иной операции. А мы следили за их предполагаемыми действиями и спрашивали, как они будут поступать в случае отказов на корабле. После нескольких часов таких мозговых упражнений мы решили, что можно приступать к управлению.