Жизнь Маркоса де Обрегон
Шрифт:
В то время, пока я отдыхал, я размышлял, сколько существует на свете вещей, которые направлены против человеческой жизни; ведь даже животное без ног и без крыльев преследует его и начало преследовать его с самого его появления, прежде всякого другого животного, или для того, чтобы не думал человек, что ему дано господство и право распоряжаться на земле без обязательств и без трудностей, или для того, чтобы он умел своим разумом отличать злое от доброго и остерегаться того, что может ему повредить; посредством этого разума он знает и умеет распознавать полезную пищу и отвергать вредную, бежать от животных диких и пользоваться покорными; но дикие и вредные животные предупреждают о зле, какое они могут причинить, или когтями, или рогами, или зубами, или клювами. Но чтобы животное без ног, без клюва, без когтей, без рогов – как это – было настолько страшным и отвратительным, что ужасает при одном только взгляде на него! Это было установлено Богом, чтобы смирить и унизить гордость человека при помощи самой грязи и нечистоты змеи, наводившей на меня ужас, даже когда я видел змею мертвой; и признаюсь о себе,
195
Сербатана – длинная пушка очень маленького калибра.
До сих пор отшельник молчал, а здесь ему было угодно спросить, как человеку, жившему в одиночестве и среди суровых гор, избегая людского сборища, живя и разговаривая с дикими зверями, – что это была за причина, по которой так страшны такие гады, как змеи, ящерицы, жабы, лягушки, ехидны, гадюки и другие им подобные, каких обыкновенно видишь. Я ответил ему:
– Во-первых, потому, что все, чего мы не видим и с чем не сталкиваемся часто, вызывает такого рода удивление. Во-вторых, потому, что в них так много от двух тяжелых стихий, какими являются вода и земля, и так мало от стихий легких, какими являются воздух и огонь, – что они почти не имеют ни родства, ни сходства с человеком, ибо человек обладает духовностью, в чем похож на ангелов, и телесностью, в чем походит на диких животных; а эти последние в этой части земной, влажной и холодной, подобны гадам, а гады – только сами себе и недрам земли. В-третьих и последних, потому, что все животные, какие могут зарождаться от гниения земли, без рождения от себе подобных, не могут служить ни на пользу, ни на удовольствие человеку, которому они должны повиноваться по повелению Божию; и они сами бегут от его лица, как от владыки, которого они ненавидят за превосходство и власть, какие он имеет надо всеми ими, или вследствие природного отвращения.
И довольно об этом, потому что потеря моего мула наделила меня заботой и беспокойством и заставила спешить отыскивать его.
Так как я уже отдохнул и вытер пот с лица, – так как не мог этого сделать изнутри, – я отправился на поиски моего мула, или, лучше сказать, мула купцов, по всему берегу и прибрежью Гвадалквивира, не встречая никого, кто мог бы указать мне его следы или сообщить сведения о нем. При этом я шел, нагруженный своим ферреруэло и шпагой, седельной подушкой и переметными сумами, ибо все это мул сбросил, кроме седла, съехавшего ему на живот, – таким образом, я был нагружен всем, от чего разгрузил себя мул, а больше всего меня обременяли насмешки, какие я слышал от всех встречных, сделавшись лошадью почтальона, ибо я терпел все, чтобы не бросать вещей. Я остановился отдохнуть минутку, перед тем как перейти реку, и увидел там такое обилие кроликов, что они покрывали берег реки гуще, чем гниды куртку погонщика; потому что весь день они не переставали приходить целыми стаями на водопой. Я переправился на другой берег реки и зашел отдохнуть на постоялый двор, находящийся перед входом в селенье, где также не смогли дать мне сведений о моем вороном муле, хотя я обещал вознаграждение за находку его, вызывая усердие лесных сторожей. Я подкрепился возможно лучше пищей и питьем, с умеренностью, какой требовала усталость.
Я поместился у ворот постоялого двора, чтобы посмотреть, не пройдет ли мул или кто-нибудь, кто сможет дать мне сведения о нем. Пока я там сидел, я смотрел на этот кусок земли, потому что я не видел ничего лучшего во всей Европе по плодородию и по мягкости климата, по красоте земли и воды; и чтобы восхвалить ее одним разом, я скажу, что это земля, дающая четыре урожая в год, если ее засеивать и обрабатывать, орошая при помощи водяной мельницы с тремя колесами, которая увлажняет ее чрезвычайно обильно. Здесь несколькими годами позже в моем присутствии произошло несчастье, вполне достойное быть рассказанным, чтобы видели, насколько обязаны дети следовать совету родителей, хотя бы им и казалось, что это противоречит их желанию.
Случилось так, что когда маркизом дель Карпьо был дон Луис де Аро, кабальеро, вполне достойный своего звания, личность выдающаяся, человек, украшенный добродетелями и качествами, заслуживающими полного уважения, – сюда пришли лесорубы из Сьерра-Сегуры [196] с несколькими тысячами очень толстых бревен. Когда маркиз дал им разрешение и позволил прогнать плоты, то подняли плотину у рыболовной тони, чтобы вся вода собралась в обрыв или глубокое место, где должны были проплыть бревна. Все плотовщики были парни очень ловкие, с сильными руками и легкими ногами, прекрасные пловцы, привыкшие к воде, холоду и трудностям. Они захотели устроить маркизу праздник гусей, который заключался в том, что связанных гусей помещали между двумя бревнами шлюза рыболовной тони,
196
Сьерра-Сегура – горная цепь в юго-восточной части Испании, к югу от Сьерра-Морены.
Среди этих плотовщиков был сильный парень с очень стройной фигурой, высокий ростом, белокурый, хорошо сложенный, очень предприимчивый, который между всеми другими пользовался известностью и уважением за свою репутацию и за большую ловкость во всех упражнениях, какими занимаются мужчины. Он попросил у своего отца, который находился в обществе других, позволения пойти сорвать только что подвешенного гуся; в этом разрешении отец ему отказал. Родители всегда бывают до некоторой степени пророками в отношении хорошего и дурного для своих детей, или потому, что они обладают большей опытностью, чем дети, или потому, что это были их создания и отцы знали их склонности, или потому, что они вырастили их и знали, на какую ногу они хромают, или потому, что они глубоко их любят; и так этот никаким образом не соглашался позволить сыну принять участие в празднике; но сын, говоря, что ему не хочется, чтобы его считали менее мужчиной, чем остальных, – своим упорством добился от отца, что тот пустил его, хотя и очень неохотно. И так как некоторые порицали его за то, что он заставлял сына быть таким настойчивым, он ответил в моем присутствии несколькими словами, полными огорчения и скорби, сказав:
– Никто не знает, что значит подвергать опасности единственного выращенного сына.
Юноша пошел очень веселый, и на него были устремлены все взоры, когда он схватил гуся за шею, которую он думал легко вырвать благодаря сделанному им большому усилию. Он почти повис на руках, между тем как бревно уже доходило до края, и на конце или в головной части рука у парня соскользнула, он упал и, ударившись головой, погрузился в глубину тони и не появлялся больше до следующего дня, к великому ужасу и сожалению всех окружающих, приведя в исступление смотревшего на все это отца. Все плотовщики, ныряя, искали его и нашли его на следующий день, так что он оказался известным образом наказанным за неповиновение, какое он выказал по отношению к приказанию отца, и примером для всех, кто это видел. Он пошел наперекор наставлению и совету отца, в которых нуждаются все те, которые хотят преуспевать.
Произошел этот случай в этом самом месте и в присутствии маркиза дона Луиса де Аро и его сына, маркиза дона Диего Лопес де Аро, которые еще находятся в живых, когда пишется это, и более молоды, чем автор, находившийся в их обществе при этом несчастном происшествии. И так как в дальнейшем у меня не будет случая рассказать об этом, – это говорится здесь для того, чтобы предупредить детей, что хотя им и кажется, что они знают больше, чем их отцы, но по причине власти, какую Бог дал отцам над детьми – и так как отцы представляют образ истинного Отца всех людей, – дети должны им повиноваться, и почитать их, и верить, что в отношении нравственных обычаев они знают больше детей; ибо в этом заслуга перед общим Отцом всех творений.
А возвращаясь к настоящему положению и к мучению, какое мне причиняло отсутствие моего мула, – в этот вечер я ничего не мог узнать о нем, и так я остался на эту ночь на постоялом дворе без надежды на возможность найти его.
Глава XVI
Утром следующего дня солнце встало с зеленовато-лимонного цвета лучами, признаками дождя, – а я без мула и без надежды найти его. В девять или в десять часов я пошел в селение и увидел нескольких цыган, продающих мула с расчесанной гривой и заплетенным хвостом, с вьючным седлом и прочей сбруей, причем они превозносили его кротость и ход в тысяче обманных слов. Цыган пускался на всевозможные хитрости относительно мула, так что было уже много охотников, хотевших его купить. Я подошел ближе и увидел, что мул был такой же масти, как и мой; но я не узнал его, видя его таким кротким и спокойным и с гривой и хвостом, делавшими его моложе. Я видел, что он давал трогать себя за все части тела, оставаясь спокойным, и поэтому я не решился подумать, что это мог быть мой. Ему поднимали передние и задние ноги, похлопывали руками по груди и крупу, а он выносил все это очень терпеливо и кротко. Я не верил, что это мог быть мой мул; но я незаметно прошел сбоку и встал перед ним, хотя позади цыгана, и, увидя меня, мул запрядал ушами, потому что узнал меня или из-за страха, какой он испытывал передо мной.
Я изумился такой внезапной и неожиданной перемене и увидел, что это действительно был мой мул; но я не мог представить себе, каким образом я мог бы получить его, не представив свидетелей или очевидного доказательства того, что он действительно был моим; поэтому я не решился сказать, что он был украден, и говорил сам с собой: возможно ли, чтобы эти цыгане были такими великими обманщиками, что меньше чем в двадцать четыре часа сделали мула вьючным и настолько изменили его, что заставили меня усомниться, был ли это действительно мой, и что они сделали его более кротким, чем овца, тогда как он был хуже тигра, и неужели у меня нет средства получить его обратно, доказав мое право? Но я помедлил немного и подошел вместе с другими посмотреть мула и, похвалив его, спросил, не из Галисии ли он. Цыган ответил: