Жизнь Маркоса де Обрегон
Шрифт:
Глава IV
Из Турина я вернулся в Милан, потому что, хотя я имел намерение отправиться во Фландрию, я не нашел подходящего случая для этого, а кроме того, узнал, что войска из Фландрии направлялись в Ломбардию. К тому же я уже был во Фландрии с этими самыми войсками при генеральном штурме Маастрихта, [398] где со мной случилось очень забавное приключение, которое могло бы быть очень неприятным. При разграблении этого города я захватил небольшую лошадь, самую лучшую из всех, какие были в одном знатном доме, и сел на нее без седла – так как во время суматохи не обращают на такие вещи большого внимания, – но, в то время как я выезжал из города, за мной бежало больше трехсот коней, потому что взятая мной лошадь была кобылой в самой поре, и если бы я не соскочил с нее на землю, меня сильно избили бы передними ногами преследовавшие ее ухаживатели.
398
Маастрихт, или Мастрихт, – укрепленный город во Фландрии, ныне в Голландии, около бельгийской границы. Был взят испанцами под начальством Александра Фарнезе в 1579 г. По-видимому, в этом отряде находился и Эспинель.
В конце концов я вернулся в Милан один, потому что спутник мой отправился во Фландрию; разыскивая,
399
Тесин, правильнее Тесино, – испанская транскрипция названия реки Тичино, одного из левых притоков По.
Они постучали, и изнутри ответили низким и грубым голосом, но с некоторой торжественностью. Дверь открылась, и появилась фигура чародея в темном одеянии, со многими нарисованными на нем пятнами, картами, змеями, небесными знаками, с надетой на голову высокой шапкой на волчьем меху и с другими вещами, делавшими его страшным, какими были также местность и жилище, где он обитал. С ним заговорили эти кабальеро из Женевы, сообщив ему о цели своего прихода, и сказали, что, осведомленные о его великой славе, они пришли посоветоваться с ним об очень важном деле. Хотя он начал сперва отпираться, но в конце концов с помощью просьб и врученных ему подарков, которые смягчают всех, они убедили его согласиться исполнить их просьбу. Пока они с ним говорили, я рассматривал пещеру, наполненную вещами, внушавшими изумление и страх: это были головы демонов, львов и тигров, фавнов и кентавров и другие вещи такого же рода. Они должны были внушать ужас входившим туда, – одни нарисованные, другие в виде фигур; этим он давал понять, что он находился в сношениях и дружбе с каким-нибудь демоном. Он очень долго разговаривал с пришедшими, говоря им о своем великом могуществе, и показал много драгоценностей от разных людей и от знатных сеньоров, которые ему давали это за многочисленные тайны, какие он им открыл.
Когда они сговорились, он спросил их, почему я не принимал участия в разговоре, – так как я больше рассматривал искусство, с каким он украсил свою пещеру. Они ответили, что я испанец. Чародей сказал им:
– Я не хотел бы показывать моих тайн при испанцах, потому что они недоверчивы и проницательны.
На это они ответили:
– Вы вполне можете делать в его присутствии все что угодно, потому что хотя он и испанец, но он добросовестный человек и хороший товарищ.
Он решился сделать это и позвал своего помощника, столь безобразного и страшного, что он показался мне каким-то демоном. Мы прошли дальше в глубину пещеры, где он держал своего демона. [400] Это было маленькое помещение, более темное, чем передняя часть жилища; оно было разделено оградой, за которой находилось нечто вроде аналоя, а на нем большой стеклянный шар с азбукой, написанной по стеклу кругом большими буквами; внутри шара находился демон, это был маленький человечек железного цвета, с поднятой по направлению к буквам правой рукой, так что все действительно внушало страх. Чародей обратился к демону с очень длинной речью, напоминая ему давнюю дружбу, какую они питали друг к другу столько лет, чтобы этим заставить его охотнее отвечать на то, о чем он хотел его спросить. После того как вопрос был задан, он надел очень широкие перчатки и поднял правую руку, говоря ему:
400
В подлиннике «familiar» – «домашний» демон, находящийся в сношении с данным лицом, всюду сопровождающий его и оказывающий ему услуги. Его обыкновенно «держали» в кольце или другом драгоценном украшении.
– Ну, проворнее.
Демон повернулся и указал на букву. Чародей снял перчатку и записал эту букву, указанную демоном. Потом он опять надел перчатку и вновь поднял руку, сказав ему:
– Продолжай.
Демон опять повернулся, указывая другую букву; и таким образом он продолжал спрашивать его, пока не написал десять или двенадцать букв, в которых заключался доставивший большое удовольствие женевцам ответ на их вопрос.
Заметив, что он каждый раз снимал перчатку, чтобы написать указанную букву, я задал себе вопрос, что бы это могло значить; и хотя я подозревал, что все возмутятся моим поступком, все же, когда он собирался опять указать перчаткой, я решительно схватил его за указательный палец и, найдя в пальце очень большое затвердение, сначала спросил чародея:
– Ведь это магнит?
Изумленный и пристыженный, он сказал, обращаясь к другим:
– Ведь я говорил, что испанцы проницательны и что я не хочу ничего делать в их присутствии.
Секрет заключался в том, что этот демоненок был сделан из какого-то очень легкого материала, а его ручка была из стали и притягивалась магнитом, который был так же незаметен, как чародей ловок в указывании нужной ему буквы, чем и заставлял демоненка, поворачиваясь, показывать ее.
Женевцы были поражены как ловкостью, с какой этот чародей обманывал людей, так и моей проницательностью, с какой я распознал мошенничество. И хотя я заметил, что сначала они были огорчены, что не исполнится предсказанное ответом демона, которого они считали за настоящего дьявола, но потом они были очень довольны раскрытием обмана; а чародей просил их, чтобы они уговорили меня не губить его предприятия, потому что этим он добывал себе средства к жизни, не причиняя никому вреда и пользуясь репутацией великого человека.
Изобретение действительно было чрезвычайно остроумно и в полном соответствии с естественной философией, [401] – и оно могло быть вполне допустимым в качестве фокуса; но неразумно, чтобы существовали и допускались столь противные истине и здравому рассудку вещи и столь явные обманы. [402] Мы ушли, оставив обманщика в отчаянии, а женевцы, недовольные происшествием, упрекали меня, что я опозорил его и лишил его бодрости продолжать свое мошенничество. Я им сказал:
401
…естественной
402
Эпизод с чернокнижником часто встречается у более поздних авторов; нельзя точно установить, был ли он заимствован Эспинелем или сочинен им, но несомненно, что он вошел в литературный обиход эпохи благодаря «Жизни Маркоса».
– Разве вы не обрадовались, увидя эту тайну раскрытой? Они ответили мне утвердительно, и я сказал им:
– Точно так же будут радоваться все, кто узнает об этом; потому что менее важно, что этот человек потеряет свою репутацию и занятие, чем допустить заблуждение, столь распространенное и пагубное, как это. И я, говоря по правде, всегда обращался и обращаюсь дурно с такими людьми, как чародеи, астрологи и подобные им; хотя этих астрологов я считаю худшими, потому что их лучше принимают в стране и они говорят меньше правды. Однако те из них, которые занимаются истинной астрологией, изучением движений небесных светил, [403] – настоящие ученые, ибо они обладают глубокими познаниями в математике; таковы – Клавио Римский, [404] испанцы – доктор Арьяс де Лойола [405] и доктор Седильо, [406] великие мужи по своим познаниям; что же касается других, то это обманщики, ничего не стоящие люди, о которых можно привести много рассказов, потому что из ста вещей, какие они говорят, они ошибаются в девяти десятках, а когда что-нибудь скажут правильно, так это по ошибке. Они создают себе славу при помощи женщин, которые приходят к ним спрашивать о своей судьбе, как у цыганок, и, в конце концов, это ничтожные люди, которые кончают столь же жалким образом, как и алхимики, потому что хотят постичь тайны, которые Бог сохранил для себя.
403
Истинной астрологией Эспинель называет астрономию, противополагая ее астрологии лженаучной, занимающейся составлением гороскопов, т. е. предсказаниями, якобы основанными на движении светил. В XVI–XVII вв. предсказания астрологов пользовались большой популярностью.
404
Клавио Римский – Христофор Клавио (1537–4612), немецкий математик, которому папа Григорий ХIII поручил реформу календаря. Прозвище «Римский» он получил потому, что почти всю жизнь провел при папском дворе в Риме.
405
Доктор Арьяс де Лойола Хуан – испанский космограф XVI в., автор трактата о способе вычисления географической долготы.
406
Доктор Седильо – Хуан Седильо Диас, уроженец Мадрида, космограф и математик XVI в., известный современникам своими трудами, которые, однако, до сих пор хранятся в рукописях в Национальной библиотеке в Мадриде.
Среди этих и других подобных разговоров мы прибыли в Буфалору, [407] селение в области Милана, и здесь женевцы расстались со мной, а я продолжил свое путешествие.
Глава V
Я вернулся в Милан, и так как этот город изобилует всем, то изобилует он также и людьми, весьма сведущими в литературе и в занятиях музыкой, которую очень хорошо знал дон Антонио де Лондонья – председатель миланского магистрата. [408] В его доме всегда собирались превосходные музыканты, как певцы, так и другие виртуозы, и среди них были разговоры о всех выдающихся в этой области людях. Там с большим искусством играли на смычковой гитаре, [409] на клавикордах, на арфе, на гитаре, играли превосходные виртуозы на всех этих инструментах. Разговоры касались занятий этим искусством, но музыкальное исполнение не было здесь таким выдающимся, каким оно было в свое время в доме маэстро Клавихо, где объединялось все самое знаменитое и высокое из этого божественного, хотя и плохо вознаграждаемого занятия. В саду при его доме собирались лисенсиат Гаспар де Торрес, который достиг предела, какого только можно достигнуть в уменье перебирать струны с легкостью и искусством, аккомпанируя гитаре превосходнейшими переходами и модуляциями голоса; и много других лиц, вполне достойных, чтобы упомянуть о них. Но когда я услышал самого маэстро Клавихо, играющим на клавикордах, его дочь донью Бернардину, [410] игравшую на арфе, и Лукаса де Матос – на гитаре с семерным строем, подражающих друг другу в труднейших и необычных переходах, – это было лучшее, что я слышал в своей жизни. Но девушка – она теперь монахиня в Санто Доминго Реаль – это чудо природы по игре на клавикордах и арфе.
407
Буфалора – деревня в Ломбардии, в 5 лигах (27 километрах) от Милана.
408
В1580 г. дон Антонио де Лондонья, дон Педро де Лунато и дон Хорхе Манрике составляли «Миланский тайный совет» – высший административный орган, подчиненный испанскому королю.
409
Под названием «vihuela de arco» Эспинель разумеет, по-видимому, виолу да гамба, родоначальницу современной виолончели. Слово «vihuela» обозначает гитару.
410
Бернардина Клавихо, дочь органиста и профессора музыки Бернардо Клавихо (ум. 1626), пользовалась в 80-х гг. XVI в. известностью как талантливая исполнительница, в особенности на арфе.
Но, возвращаясь к начатому рассказу, однажды, когда кончили петь и играть и все еще были под этим впечатлением, один из присутствовавших спросил, почему музыка не производит теперь такого действия, какое она обычно производила в древности, захватывая души и погружая их в то, о чем пелось, как это было с Александром Великим, который, слушая песни о Троянской войне, стремительно вскочил, схватился за меч и начал наносить удары по воздуху, как будто он сам находился под Троей. [411] На это я сказал:
411
Плутарх и Диодор Сицилийский рассказывают, что Александр Македонский высоко ценил Гомера и знал наизусть всю «Илиаду» и часть «Одиссеи». Его идеалом был Ахилл, которого он считал своим предком.