Жизнь Муравьева
Шрифт:
Статьи о действиях Муравьева появились не только в европейских, но и в американских газетах и журналах. Все отдавали должное талантливому русскому генералу.
А как весть о взятии Карса встретили в России? Поток писем, полученных Муравьевым со всех концов страны, свидетельствовал о безграничной радости и восхищении русского народа.
Брат Александр, живший в подмосковном имении жены Белая Колпь, писал: «Ты славно скушал тридцатитысячную Анатолийскую армию. Это событие произвело и продолжает производить чрезвычайное влияние в Европе и особенно огорчает англичан. В России же не перестают восхвалять твои подвиги и прославлять тебя; в Москве уже продаются на Каменном мосту твои портреты и на коне, и грудные, и в разных положениях с чудными надписями
Горячо поздравляя с победой старого сослуживца и друга, Ермолов сообщал из Москвы:
«Читая иностранные журналы, ты, конечно, удивляешься, что английские тебя не раздирают, хотя не скрывают, что взятием Карса прямо попал им в жилу. Не порадует их и бедственное положение Омер-паши, спасающегося постыдным бегством. Одно утешение могут находить англичане в прочности союза с Наполеоном, который, обнаруживши их бессилие, не обращая внимания на успехи оружия нашего в Азиатской Турции, высказывает нежное чувство участия, с сожалением, что падение Карса должно быть им очень неприятно и вредит их выгодам. Это слышали в его разговорах. Приветствия и уверения в дружбе взаимны, но хитрые англичане не в крови корсиканской могут отыскивать забвение Ватерлоо и Св. Елены».
Либеральный чиновник П.В.Зиновьев, близкий приятель декабристов Ивана Пущина и Ивана Якушкина, писал из Красноярска:
«Из дебрей сибирских примите искреннее душевное поздравление мое с покорением КарсА. Вы первый в текущую войну склонили чужеземные знамена, взяли ключи их крепости и шпаги их генералов. Победа ваша, заканчивая кампанию 1855 года, дает возможность России вздохнуть свободно и с большим терпением вынести тяжелые дни, с большею осмотрительностью приготовиться к будущей борьбе. Здесь победа ваша произвела восторг всеобщий. Ваше имя с чувством живой благодарности передавалось друг другу во всех слоях общества. Сибирские жители – горячие патриоты и между тем умные судьи – восхищены вашими действиями».
Врач и общественный деятель С.Аренский откликнулся из Новгорода: «С какою любовью перечитывают всюду ваше донесение о взятии Карса! Надобно видеть, чтобы понять общую народную любовь к вам, доходящую до сердечной восторженности». [76]
Таковы все поздравительные послания. Муравьева признание его заслуг соотечественниками трогало до глубины души.
– Это лучшая мне награда, о которой я мог лишь мечтать, – говорил он жене, приехавшей осенью в Тифлис со старшими дочерьми.
76
Письма эти, отысканные в ОПИ ГИМ, публикуются впервые Хочется напомнить, что декабрист А. Розен в своих записках отметил: «Деятельность и способности Н.Н.Муравьева обращены были войною на Азиатскую Турцию, а не на Кавказ; народ прозвал его Карским за взятие Карса, за единственную победу в эту несчастную войну. Н.Н.Муравьев был долго в опале, лишен звания генерал-адъютанта… Он составляет редкое исключение, зато имел множество отличных достоинств, жаль, что не умели употреблять его вовремя и в тех местах, где он был бы полезнее». Воронежский поэт И.С.Никитин отозвался стихами «На взятие Карса», а великий русский композитор М.П.Мусоргский сочинил марш «Взятие Карса».
Совсем иное отношение к Муравьеву проявили император Александр, окружающие его царедворцы, сановники, правящие лица. Взятие Карса было, конечно, и для них важным, радостным событием, позволяющим надеяться на скорый мирный договор с союзниками, на более мягкие их условия. И можно не сомневаться: если б Карс взял угодный им генерал, он был бы щедро награжден и возвеличен. Но Карс покорил человек, которого император Александр, как и покойный отец его, принужден был терпеть на посту кавказского наместника…
Император послал Муравьеву Георгиевский крест второй степени. И только. Кто-то из близких императора заметил, что взятие Карса заслуживает
Александр сердито оборвал:
– Мы обязаны этой победой более помощи всевышнего, нежели деятельности Муравьева!
Неприязнь к наместнику постоянно подогревал у императора князь Барятинский, пускавший в ход любую подлость, чтобы ошельмовать Муравьева. Чиновник В.А.Инсарский, ближайший сотрудник Барятинского, свидетельствует: «Князь Александр Иванович старался, по мере сил и возможностей, ускорить падение Муравьева. В Петербурге князь нашел значительного по этой части сотрудника в Буткове, управлявшем делами Кавказского комитета. С обычною ловкостью Бутков мгновенно угадал восходящее величие и тотчас примкнул к нему. Совокупные их действия были оскорбительны и вредны для Муравьева». [77]
77
«Записки» В. А. Инсарского помещены в «Русской старине», т. 7, 1895.
Но пока положение на Кавказе оставалось тревожным, домогательства Барятинского успеха не имели, император Александр не мог решиться на замену старого, опытного генерала своим взбалмошным приятелем, обещая ему сделать это, когда военная обстановка на Кавказе улучшится.
Теперь, когда экспедиционная армия Омер-паши была разгромлена, Барятинский усилил свои грязные происки против Муравьева. Добившись того, что император велел передавать ему все кавказские вопросы из военного министерства, Барятинский стал решать их наперекор и во вред Муравьеву. А случаев к тому представлялось много.
Генерал Багратион-Мухранский, защищавший Мингрелию, предполагал, что Омер-паша после сражения при Ингури будет продолжать наступление в глубь страны, и преждевременно сжег там большие запасы хлеба, заготовленные для кавказских войск. Муравьев любил и ценил храброго генерала, но истребление им хлебных складов признал преждевременным и ненужным и сделал выговор. Багратион-Мухранский оскорбился, приехал жаловаться в Петербург и попал в объятья Барятинского, обещавшего ему полное содействие. «Мы сочинили и представили просторный и красноречивый доклад с приложением разных чертежей, – пишет Инсарский, – в котором доказывалось, что если бы Мухранский не сжег известных складов, то Омер-паша, найдя здесь продовольствие для своих войск, пошел бы далее и забрал бы весь Кавказ, и что поэтому Мухранский заслуживает не выговора, а награды, как спаситель страны. Это дело и этот доклад едва ли не были окончательными выстрелами, которыми князю надо было во что бы то ни стало повалить Муравьева. Когда я близко узнал Кавказ, тотчас обнаружилось, что Багратион-Мухранский действительно не заслуживал награды».
…18 марта 1856 года после длительных переговоров в Париже был подписан мирный договор с союзниками. Севастополь и другие города в Крыму и на Кавказском побережье, взятые союзными войсками, были возвращены России в обмен на Карс и малоазиатские турецкие владения, завоеванные Муравьевым. Николай Николаевич имел полное право сказать, что он честно послужил своему отечеству. Без воинских подкреплений и без правительственных субсидий он в короткое время сумел собрать сильный действующий корпус, воодушевить войска, подготовить оборону Мингрелии и, удержав Шамиля от нападений, вторгнуться в турецкие владения, завладев Ардаганом и Карсом. Кавказ и Крым были освобождены!
А из Петербурга чуть ли не ежедневно приходили всякие нелепые предписания, сыпались незаслуженно-оскорбительные выговоры, и он ясно понимал, кто и почему устраивает на него гонение… Что ж, иного отношения к себе от нового владыки он не ожидал! Впрочем, это и не особенно его огорчало. На службе оставаться все равно не было смысла, военные действия окончились, а стрелять в свободолюбивых горцев и разорять аулы он не собирался.
– Мавр сделал свое дело, мавр может уйти, – процитировал он в письме жене строки из шекспировской трагедии.