Жизнь на каблуках
Шрифт:
Федоркин просигнализировал, что пора на сцену. Мы с Наташей одернули свои до неприличия коротенькие юбчонки. Как всегда, перед самым выходом на сцену у меня щекотно посасывало в животе и слабели колени. Так бывало, даже когда мы выступали в крошечных клубах на частных вечеринках – вот как сейчас.
В тот вечер в клубе «Сказка фараона» отмечали восемнадцатилетие сына какого-то денежного мешка. Отец-толстосум не пожалел средств на то, чтобы мероприятие получилось грандиозным: кроме нас в концерте участвовали и акробаты, и знаменитый фокусник, и стриптизерки из лучшего московского клуба. Вел концерт
В гримерке было тесновато – фокусник спешно проверял реквизит, стриптизерки вальяжно вели беседу о том, стоит ли вживлять в грудь новомодные соевые имплантаты.
Телеведущий, хоть и работал в одной упряжке со всеми нами, изо всех сил подчеркивал свое особенное звездное положение. Он потребовал себе отдельный столик и даже сделал попытку отгородиться от окружающих с помощью бумажной ширмы – уж не знаю, где он ее раздобыл. Если кто-нибудь случайно задевал ширму локтем (а в закулисной толкотне происходило это довольно часто), шоумен сквозь зубы цедил: «Твою мать!» – и уничтожающе смотрел на обидчика из-под густых бровей. Выглядело это странно, потому что на экране он строго придерживался амплуа рубахи-парня, доброжелательного, приветливого и слега простоватого.
Пока я наблюдала за заточенными в зеркальный плен тесной гримерной коллегами, Наташа времени зря не теряла. Натка моя вообще не из тех, кто, как говорится, ушами хлопает. Нет, эта девушка не стесняется лопать новые впечатления глубокими тарелками, да еще и добавку нагло требует.
Я заметила, что Наташка приглянулась фокуснику. А он, похоже, понравился ей. Во всяком случае, прожженная Наташка вдруг принялась совершенно по-идиотски хихикать и глупо шутить, постреливая в его сторону густо подведенными глаз-ками.
А фокусник, надо сказать, был очень даже хорош собой. Совсем молоденький – ему едва ли исполнилось двадцать. Выглядел он, как и подобает артистам оригинального жанра, эффектно. Высокий, смуглый, гибкий. Черные, как у цыгана, волосы забраны в тугой хвост, черты лица правильные, но слегка заостренные, над узкими темными губами чернеют четкие усики в стиле Джона Гальяно.
Когда мы уже собирались идти на сцену, он вдруг приблизился к Наташе, театрально припал на одно колено (в его исполнении этот нарочитый жест вовсе не выглядел пошло), хлопнул в ладоши, достал откуда-то из-за уха роскошную белую лилию и протянул цветок покрасневшей под гримом Натке. Она только ахнула – и, обычно несдержанная на язык, не смогла найти правильных слов. Цветок она ловко вплела в волосы.
Ну а теперь можно перейти к главному.
Клуб «Сказка фараона» – это совсем маленькое окраинное заведение. Большинство столиков прекрасно просматриваются со сцены. И как вы полагаете, кого я увидела в первую очередь, стоило мне бросить взгляд в зрительный зал?
Совершенно верно – его.
Мужчину, который разбил мое сердце.
Дениса Викторовича – черт бы его побрал – Семашкина.
Он сидел за столиком у самой сцены и приветливо мне улыбался, показывая направленные вверх большие пальцы, – наверное, имел в виду, что я отлично выгляжу. Как только заиграли первые аккорды, он принялся преувеличенно бодро аплодировать, как будто на сцену вышел не второсортный Вилли Федоркин, а как
– Варя! Ты что застыла?! – услышала я вдруг яростный шепот Наташки.
Я спохватилась – музыка-то давно началась, Наташа с лилией в волосах давно отплясывает, а я стою посреди сцены, точно окаменевшая жена Лота. Не сразу мне удалось влиться в ритм и подстроиться под Натку. Из динамиков уже лилась фонограмма, и Федоркин гнусаво подпевал в микрофон.
Не знаю, виною ли тому выпитая днем водка или очередное нервное потрясение при виде некогда любимого лица, но мои ноги стали будто каменные. Я не могла исполнить простейшие па. Как хорошо, что здесь нет Стаси – иначе бы я получила порцию язвительных комментариев по поводу собственной никчемности и коровообразности. Мне казалось, что я сделана из резины. Хотелось скорее покончить с этой клоунадой.
Федоркин почти закончил петь, когда на сцену вдруг выскочил высокий нескладный молодой человек в пятисотдолларовых ботинках и модном полосатом джемпере от «Этро». Я его узнала – это был тот самый сыночек денежного мешка, в честь восемнадцатилетия которого мы здесь отплясывали. Он был, мягко говоря, не двойником Брэда Питта. На нездорово-зеленоватом лице, точно яркие фонарики, полыхали прыщи. Глазки маленькие и какие-то белесые. Губ почти не видно, зубы кривые и крупные, как у старой лошади.
Вилли растерялся. С одной стороны, мы не привыкли к тому, чтобы публика лезла на сцену прямо во время выступления, – на такой случай в каждом клубе существовали секьюрити. С другой стороны, в данном случае секьюрити были бессильны. Наглый юнец в полосатом джемпере оплачивал праздник, а значит, мог делать все что вздумается.
А вздумалось ему – губа не дура – поближе познакомиться с Наташкой. Она это сразу поняла и попыталась обратить не слишком приятную ситуацию в необременительное кокетство – она взяла именинника за руку и попробовала показать ему классический шаг мамбо, чтобы он мог поучаствовать в нашем танце.
Но танцевать ему не хотелось, а хотелось покуражиться. В зале сидели его друзья, такие же прыщавые и долговязые, как и он сам. Юнцу во что бы то ни стало хотелось продемонстрировать им свою взрослость и крутизну. Недолго думая, он схватил в охапку вяло сопротивляющуюся Наташку, развернул ее лицом к залу и одним четким движением порвал кофточку на ее груди.
Я остановилась, а Вилли продолжал открывать под фонограмму рот – какое же глупое у него было в тот момент выражение лица! Наташка визжала и барахталась в руках урода, тот громко хохотал, а постановщик света оценил ситуацию по-своему и направил на них мощный луч розового прожектора.
Но зарвавшемуся имениннику этого показалось мало. Вино ударило в его не слишком изобилующую мыслями голову. Крепко держа Наталью за руку, он наклонил голову и укусил ее за сосок.
Этого я уже вынести не могла. У любого доморощенного «перформанса» должен быть свой предел. Не обращая внимания на бестолково мечущегося по сцене Федоркина, я схватила раскладной металлический штатив от микрофона и устремилась на помощь ничего не соображающей от страха Наташке. Замахнувшись, я с коротким «Э-эх!» обрушила штатив на голову не ожидавшего такой яростной атаки нахала. Как назло, попала по лицу.