Жизнь (не) вполне спокойная
Шрифт:
Ежи явно ждал приглашения, но дождался совершенно другого. Кретинская фраза «Я не могу тебя пригласить, у меня дома полный бардак» прозвучала так глупо, что у меня аж мурашки по коже побежали. Тем не менее я ее произнесла. Мы простояли у дома, наверное, с час, после чего каждый поплелся к себе.
Однако сей переломный момент имел двойные последствия. С одной стороны, не знаю, сумели бы мы сохранить нашу дружбу, если бы я тогда пригласила Ежи к себе и характер наших отношений изменился бы. Не таким было бы отношение ко мне Ханки, его тогдашней невесты, а потом — жены. А так всё осталось
Роль единственного чада в семье, на основе собственного опыта, я считала самым большим несчастьем в мире и совершенно не собиралась обрекать собственного сына на такую судьбу. Упрямство женщины может преодолеть все на свете.
Мой второй сын родился в роддоме на улице Каспшака. Когда мне сказали, что это мальчик, я даже испугалась. Мама и муж хотели девочку, всё доченька да доченька. Мне было всё равно, я хотела им угодить, к тому же старший ребенок требовал сестричку, и они согласным хором задурили мне голову до такой степени, что я поверила в то, что будет девочка. Поэтому Роберт преподнес нам сюрприз.
Наши жилищные условия резко ухудшились. В комнате у нас жили уже двое детей, а мы разместились на кухне. Правда, это было главным образом вечерами, нам это практически не досаждало, но зато очень ощущалось то, что мне негде было поставить кульман. Чертить на кухонном буфете не получалось.
И тут моему мужу Польское радио, где он работал, выделило квартиру.
Произошло это совершенно неожиданно, по очень странным причинам. Из этой квартиры как раз выезжал на ПМЖ в Австралию сотрудник Польского радио, и из-за этой квартиры ссорились председатель жилищной комиссии и секретарь парторганизации.
У каждого на эту квартиру был кандидат, и, желая сделать пакость другому, по принципу «ни мне, ни тебе», квартиру спорщики отдали первому попавшемуся, и по чистой случайности этим попавшимся оказался мой муж.
Мы с ним пошли посмотреть эту квартиру. Меня слегка сбили с панталыку клопы, хотя квартира показалась нам восхитительно большой. Вопрос с клопами мы решили одним щелчком — ЛДТ, «Азотокс», — и сразу согласились переехать. Вот так я поселилась на улице Дольной, на четвертом этаже без лифта.
Одновременно, примерно тогда же, Тереса попыталась уехать в Канаду.
Ее отношения с мужем на расстоянии развивались довольно бурно. Начиная с сорок пятого года они пытались воссоединиться, разводились, он возвращался в Польшу, она рвалась выехать к нему, они снова разводились… Словом, приключений было немало. Свой отъезд Тереса завершила в конце концов в пятьдесят седьмом году, и вся семья была этим страшно взволнована. Сама Тереса — больше всех. Она боялась и сомневалась, есть ли в этом смысл — своего мужа она в глаза не видела семнадцать лет… Бросить страну, уехать в чужой мир, не зная языка! Свой отъезд она устраивала в полном смятении. Я ее подбадривала.
— Ну и что такого? Если что-то пойдет не так, ты можешь просто вернуться, — вполне разумно
Тереса уехала. Моему младшему сыночку, Роберту, был годик, Ежи — семь лет, и он пошел в первый класс школы на улице Гроттгера.
В Градостроительной мастерской Варшавы, куда я хотела устроиться на работу, я наткнулась на Юрека Петшака, приятеля по студенческим годам, который возглавлял коллектив проектировщиков. Юрек посоветовал мне идти на стройку, чтобы получить архитектурно-строительную лицензию, на это нужно было потратить три года. Идея показалась мне разумной.
Как раз начинали строить Дом крестьянина, и меня приняли в качестве технического персонала. Мне предстояло делать какое-то безе… Я ужасно боялась, так как понятия не имела, что это такое, к тому же прежний начальник уволился, двое его сотрудников как раз тоже увольнялись, и на всем этом запутанном хозяйстве я оставалась одна как перст. Только потом из армии вернулся Здзисек, и мы стали работать вдвоем.
В конце концов мне удалось сообразить, что наша работа состоит в расчете заработной платы рабочих, и для этого нужно было пользоваться тарифной сеткой.
Проблема у меня возникла с приемкой. Я просто не понимала смысла слова, но и с этим управилась. На стройке принимали или людей, или работу. Ковальчик со своей бригадой забетонировал столбы, убрал доски с лесов или что-нибудь там еще сделал. Нужно проверить, измерить или подсчитать, то есть «принять Ковальчика». Разные бригады заливали бетоном свод над первым этажом — значит, нужно принять свод над первым этажом.
Проблемы профессионального жаргона так просто не решались, но, к счастью, я поняла суть вопроса в этих самых «безе». Это оказались просто формуляры, в которые вносили результаты измерений и подсчетов. Только через три года работы я все же узнала, откуда взялось это «безе». Все очень просто: БЗ, «бе-зе», бланки заработка!
Тарифная сетка представляла собой первостатейную чушь. По ценам в этой сетке самый лучший мастер мог заработать только жалкие гроши. Создатели этого шедевра исходили из предположения, что «они и так себе наворуют, а безетчик обжулит». Эту глупость понимали все. Не знаю, как на других стройках, наверное, точно так же, но у нас составляли дополнительные приложения к «безе». Мол, объект нетипичный, на нем встречаются разновсяческие трудности. Эти самые «трудности» мы высасывали из пальца и составляли письмо, а предприятие выражало согласие повысить цену работ. Не всех работ и элементов это касалось, только некоторых, остальное опиралось только на возмутительную тарифную сетку.
Ясное дело, что я должна была людям что-то приписывать. Не всем, не всегда, но все же в значительной мере. Я быстро сообразила, что безопасно врать можно только при работах, результат которых трудно проверить. Например, перевозка мусора в тачках. А черт его знает, сколько этого строительного мусора на самом деле было, главное — следить, чтобы кубатура мусора не превысила кубатуры самого здания. Разве что мусор был родом с тех площадок, где взрывали старые довоенные фундаменты. Такие работы были настоящей золотой жилой.