Жизнь одной ведьмы
Шрифт:
Помечтав пару последних лет о том и о сем и представив себе «как хорошо это будет», Полина завязала с этой гнилой идеей, так как ни одно из ее мечтаний о благополучном будущем и воплощении в жизнь даже ближайших планов не осуществилось.
Так она приспособилась жить иллюзиями. Они как заменитель мечтаний. Их смысл заключался в том, чтобы представить себе, что вот мечты уже стали реальностью и это и есть настоящая жизнь, та, к которой она стремилась.
Иллюзии хватали Полину за руки и ноги и тащили вверх, и в бок и куда-то еще. Так она училась летать. И шаг за шагом превращалась из обычной женщины в женщину, включившую режим реализации своего женского супер потенциала.
Ей страшно было подумать о том, что половина ее жизни прошла, а она не достигла своих целей. Она стала все меньше расстраиваться от того, что была неквалифицированным работником и драила тупо полы, туалеты, кровати и все, что только можно было драить и что попадалось под руку. С учетом того, что козырным местом работы у Дуйсбургских эмигрантов считалось сидеть в общественных туалетах (некоторые из них в поисках такой «доходной» работы ездили даже в другие города на электричках), то ее последнее место работы в католическом госпитале считалось чуть ли не элитарным.
Итак, подъем в без десяти шесть утра… На пути в ванную она автоматически успевала всунуть два тоста в тостер и включить кофеварку, лицо намазать дневным кремом от морщин, а сверху тональным кремом, волосы заколоть «крабиком» наверх, губы обвести контурным карандашом. Она влезала в джинсы, носки, свитер или футболку, босоножки-кроссовки, куртку или теплую куртку в зависимости от времени года. Быстро просматривала в интернете Faceboock и страничку в интернет-знакомствах, переставляла, заглатывала тосты с маргарином и медом и заливала в себя (настроившись в режим «удовольствия») две чашки дешевого кофе марки «Да» из супермаркета Rewe.
Выскочив на безлюдную улицу, Полина десять минут добиралась на велосипеде до трамвайной остановки «Пожарка» под утренние трели птиц, которые на нее обрушивались из-за каждого куста словно очереди автомата Калашникова. Приходил трамвай, забитый до отказа преимущественно рабочими, студентами и школьниками. Час пик! Хорошо, если ей удавалось сесть и расслабленно проехать двадцать пять минут до клиники. Если нет, приходилось стоять и слушать раздающиеся со всех сторон с наушников попутчиков звуки музыки тяжелых жанров. Спрашивалось, кто же слушает в такую рань рэп или рок?!
Дальше по прибытию в Хохфельд около десяти минут галопа к рабочему месту. За несколько лет Полину там уже все знали и к ней здоровались. Она отвечала «Доброе утро» и чувствовала себя «маленькой рыбешкой», как называла себя и своих коллег турчанка Сефда.
Она спускалась лифтом все ниже и ниже, проходила вдоль коридора, где гнездились уборщицы, где вращались огромные барабаны стиральных машин с половыми тряпками, и спускалась лифтом в подвал, где находился пункт обслуживания кроватей.
По пути она должна была успеть всунуть регистрационную карту в специальный автомат и зафиксировать время своего прибытия.
А вот дверь лифта открылась и перед глазами Полины предстали Илья и Андрей, ее русскоязычные товарищи по работе из отделения службы доставки пациентов. Их функции в клинике заключались в двух словах: «пойди-принеси». Они принадлежали к категории немцев-переселенцев из Казахстана. В «прошлой жизни» Илья был инженером, а Андрей офицером.
Они уставились на Полину и по-русски пожелали доброго утра, что ее ободрило, а Андрей назвал ее Поленькой и сказал, что она хорошо выглядит. Да, жить стало после этого веселее и утро показалось более доброжелательным, несмотря на дождливую осеннюю погоду.
Два ее женатых «почитателя» стояли по обе стороны оцинкованного гроба. Андрей, чтобы ее рассмешить, даже взгромоздился на него и сказал:
– Сначала мы с Илюхой поедем наверх. Заберем одного мертвячка и доставим его в патологию.
– Кто помер? Женщина или мужчина? – Спросила Полина.
– Старушка преставилась, – сказал Илья.
– Дело житейское, – вздохнул Андрей.
– Когда-то и нас вот так вот – вперед ногами, – пошутила Полина.
– Ну ты молодая. Тебе еще рано, – возразил ей Илья, – тебе еще до пенсии как до Москвы пешком. Да и потом, кто кровати-то застилать будет, если не ты?
– До пенсии не доживу, однако, – сказала Полина.
Пятидесятилетний Андрей был такого же роста как она, сто семьдесят три, коренастый, лысый. Илья был повыше, ее ровесник, стройный, с усами и почти совсем седой, хотя и не лысый.
Полина приходила в подвал за десять минут до начала работы. Сначала она здоровалась с диспетчером (он же был ее непосредственным начальником), высоким и сутулым, с ковбойской походкой шестидесятидевятилетним немцем Гюнтером и с другими мужиками из службы «пойди-принеси». У диспетчера была фамилия Шримпс, что в переводе на русский означало креветка. Человеком он был жадным. Несмотря на то, что он вышел на пенсию, он продолжал работать. Ему нравилось командовать другими, унижать при случае своих подчиненных и пугать увольнением. Он придирался ко всему и всем, чтобы показать свою власть. Он был человеком необразованным и не культурным.
Когда регулярно два-три раза в год случались забастовки работников обслуживающих служб города и общественный транспорт переставал ходить, господин Шримпс со своими подчиненными не обсуждал тему «Как я доберусь до работы, если ничего не ходит?» Все знали заранее: его эта тема не интересует. Сам он жил напротив клиники. Остальные должны были добираться или своим ходом, или на такси.
В одну из таких забастовок Полина выложила за такси свою двухдневную зарплату.
Вместе с Полиной постельных дам в подвале было шестеро и они любили себя называть дизайнерами по кроватям. По сути они были больничными горничными. Их труд был незаметен, но важен, ведь пациентам нужно было иметь свеж заправленные кровати.
Каждое отделение после выписки пациентов выставляло грязные кровати в коридор, и тут приходили постельные дамы с этажерками, на которых аккуратными стопочками лежали чистые постельные принадлежности, одеяла и подушки. А также влажные тряпки для дезинфекции кроватей и полиэтилен, которым они накрывали уже застланные кровати перед тем, как медсестры расставляли их по палатам.
Хорошим днем считался день, когда кроватей было немного и они в перерыве пили кофе дольше положенных тридцати минут. Плохим, соответственно, был день, когда от обилия кроватей мутнело в голове, хотелось кушать и как можно скорее рвануть домой, отсидеться, отлежаться, после того как они без передышки исколесили тяжелыми этажерками огромную больницу вдоль и поперек. Гудели ноги, болели руки и плечи, ныла спина. Это был физический труд, тяжелый и низкооплачиваемый.