Жизнь после жизни

Аткинсон Кейт

— Я вот что подумала, — начала Иззи.

— О господи.

— Сделай одолжение, смени пластинку, Сильви.

Урсула разлила по чашкам горячий чай и нарезала кекс. В воздухе запахло скандалом. Иззи ненадолго умолкла, набив полный рот. Бисквиты получались у миссис Гловер более воздушными.

— Так вот. — Иззи с трудом проглотила кекс. — У меня возникла такая мысль… помолчи, Сильви. «Приключения Августа» по-прежнему имеют бешеный успех, каждые полгода от меня требуется новый выпуск. Просто безумие какое-то. У меня уже есть дом в Холланд-Парке, есть деньги,

но, конечно, нет мужа. И ребенка тоже нет.

— Вот как? — не удержалась Сильви. — Ты уверена?

Иззи пропустила это мимо ушей.

— Разделить это благополучие не с кем. И я подумала: что, если мне усыновить Джимми?

— Прошу прощения?

— Какая наглость, — шипела Сильви, оставшись наедине с Хью.

Иззи по-прежнему сидела на лужайке и развлекала Джимми чтением своей неоконченной рукописи, которую она выудила из бездонной сумки. «Август едет на море».

— А почему она меня не предлагает усыновить? — недоумевал Тедди. — Считается ведь, что Август — это я.

— Ты хочешь, чтобы тебя усыновила Иззи? — поразился Хью.

— Нет, ни за что.

— Никаких усыновлений! — в сердцах отрезала Сильви. — Ступай, Хью, поговори с ней.

Урсула вбежала в кухню, чтобы взять яблоко, и застала там миссис Гловер, которая с жаром отбивала куски телятины.

— Вот бы фрицев так отходить.

— Кого?

— Тех, что газ пустили, который бедному Джорджу легкие загубил.

— Что у нас на ужин? Страшно есть хочется.

Урсула давно перестала проявлять сострадание к легким Джорджа: о них говорилось так много, что они, похоже, стали жить собственной жизнью, примерно как легкие бабушки — матери Сильви: подчас внутренние органы приобретали более зримый характер, чем их владельцы.

— Телячьи котлетки а-ля Рюсс, — ответила миссис Гловер, переворачивая куски мяса и отбивая их с новой силой. — Да русские, если хочешь знать, тоже не лучше.

Урсула полюбопытствовала, встречалась ли миссис Гловер с иностранцами.

— Ну, в Манчестере евреев полно, — сказала миссис Гловер.

— Вы с кем-нибудь из них знакомы?

— С какой радости мне с ними знакомиться?

— Евреи — не обязательно иностранцы, правда ведь? Вот, например, Коулы, наши соседи, — евреи.

— Не болтай глупостей, — отмахнулась миссис Гловер, — они такие же англичане, как мы.

Миссис Гловер питала некоторую слабость к сыновьям Коулов: уж очень хорошо воспитаны. Урсула подумала, что спорить дальше не имеет смысла. Она прихватила еще одно яблоко, а миссис Гловер снова взялась отбивать мясо.

Урсула жевала яблоко, сидя на скамье в укромном уголке сада, — это было одно из любимых мест уединения Сильви. В голове лениво крутилось: «телячьи котлетки а-ля Рюсс». И вдруг она вскочила с бешеным стуком в груди — вернулся знакомый, но давно забытый ужас. Отчего он проснулся? Ничто не предвещало беды: ни мирный сад, ни вечернее тепло на лице, ни кошка Хетти, которая неспешно вылизывалась на солнечной тропинке.

Никаких признаков конца света, ничего подозрительного

в этом мире, но Урсула запустила недоеденное яблоко в кусты и бросилась прочь из сада, за калитку, по дороге, а старые демоны уже наступали ей на пятки. Хетти прервала свой туалет и высокомерно поглядела на болтающуюся створку калитки.

Возможно, произошло крушение поезда; возможно, ей придется по примеру девочек из книги «Дети железной дороги»^{74} разорвать на полосы свои нижние юбки, чтобы подать сигнал машинисту, но нет: когда она примчалась на станцию, к платформе ровно в семнадцать тридцать медленно подплыл лондонский поезд под надежным управлением локомотивной бригады, включающей Фреда Смита.

— Мисс Тодд? — В знак приветствия он приподнял фуражку. — Что-то случилось? У вас встревоженный вид.

— Спасибо, Фред, все хорошо.

Обмираю от смертельного ужаса, а в остальном — никаких причин для беспокойства. Фред Смит, судя по его виду, ни разу в жизни не обмирал от смертельного ужаса.

Той же дорогой она побрела назад, вконец измученная безотчетным страхом. На полпути ей встретилась Нэнси Шоукросс.

— Привет, ты что тут делаешь?

И Нэнси ответила:

— Да так, ищу кое-что для гербария. Вот, нашла дубовые листья и зеленые желуди.

Страх начал отступать, и Урсула сказала:

— Пошли вместе, я тебя провожу.

Возле луга, где паслось молочное стадо, через запертые ворота перелез какой-то человек, который тяжело приземлился среди бурьяна. Приподняв кепку, он пробормотал, обращаясь к Урсуле: «Здрасте, мисс» — и заспешил к станции. Незнакомец прихрамывал и оттого как-то комично переваливался, словно Чарли Чаплин. Наверное, еще один фронтовик, подумала Урсула.

— Кто это был? — спросила Нэнси.

— Понятия не имею, — ответила Урсула. — Ой, смотри: дохлый жук-хищник на дороге валяется. Тебе не нужен?

Завтра будет день чудесный^{75}

2 сентября 1939 года.

— Морис говорит, через пару месяцев все закончится.

Памела поставила тарелку на аккуратный куполок живота, где ожидало своего часа очередное дитя. Она хотела девочку.

— Так и будешь продолжать, пока не добьешься своего? — спросила Урсула.

— До бесконечности, — радостно подтвердила Памела. — Так вот, мы, как ни странно, получили приглашение в Саррей. На воскресный обед, всем семейством. Дети у них довольно странные, Филип и Хейзел…

— По-моему, я их видела всего пару раз.

— Наверняка больше — просто не заметила. Морис, по его словам, приглашает нас для того, чтобы «двоюродные могли получше узнать друг друга», но мальчики совершенно к ним не тянутся. Филип и Хейзел не умеют играть. А их мама замучена ростбифами и яблочными пирогами. Но главное — Эдвина замучена Морисом. Правда, мученичество ей к лицу, она истовая англиканка.