Жизнь прожить – не поле перейти
Шрифт:
– Это прозвище он получил за то, что лез всюду и везде пытался вставить слово. В общем, как говориться, был в каждой бочке затычкой.
– Так скажи-ка, солдат, – обратился к нему Брусилов, – где ж живут немцы?
– Так везде они и живут! – удивленно ответил Затычка, – Вон-на и наш губернатор, из немцев.
– Я не про это, я про то, в какой стране они проживают?
– Так в нашей и проживают! Вон-на их, сколько у нас: и дохтура, и губернаторы, и торговый люд, всех и не перечесть.
– У всех наших немцев, родиной является Германия, а мы, воюем с Германией и её союзниками.
– Эхма, вот оно как, получается, – озадаченно протянул Затычка, почесав затылок.
– Вот так-то. Скажи, солдат, а из-за чего мы воюем? – продолжал расспросы Брусилов.
– А хто его знает? Говорят, что какой-то там эрц-герц-перц с женою были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов.
– Так кто же такие сербы?
– Это нам не ведомо.
– А кто такие славяне?
– Нам это не знамо.
– А где находится Австрия?
– Ох, ваше высокопревосходительство и мудрёные же вы вопросы задаёте.
Из разговора выходило, что солдаты толком не понимали, за что воюют и для чего.
Получалось, что людей вели на бойню неизвестно из-за чего. Выходило, что убивали лишь ради прихоти царя.
В действительности же в этой войне решалась участь России.
Брусилову хотелось, чтоб это понимали солдаты и шли в бой сознательно, с чувством патриотизма, с осознанной любовью к великой Родине. Но их темнота не позволяла сделать этого, а ликвидировать безграмотность, у него не было ни сил, ни особого желания. Да и кодекс офицерской чести не позволял долго общаться с солдатами, которых некоторые его сослуживцы и за людей не считали.
Поэтому, подводя как бы итог беседы, Брусилов сказал:
– На севере германцы прорвали фронт. Скоро на нашем участке австрийцы – союзники немцев попытаются прорвать оборону, надо быть начеку.
– Эхма! – сокрушенно проговорил Затычка, – Другие напакостничали, а нам на поправку давай!
Глава шестая
Прошла уже неделя, как Сергей Михалёв наслаждался отпуском в доме родителей.
Сегодня он взял у друга скакового коня. Молодого, полуторагодовалого мерина, гнедой масти и верхом отправился прогуляться по окрестностям родного города.
Через Херсонские ворота он выехал на большак и рысью помчался в южном направлении.
Денёк выдался на славу. Яркое солнце неторопливо приближалось к зениту небосвода, то и дело стыдливо прячась за часто набегающие кучевые облака.
Дорога то поднималась на взгорок, то спускалась в низину. Перелески сменялись полями, а то и нетронутыми рукой человека участками никогда никем не паханой степи.
Окружающий мир величественно наблюдал за быстрым перемещением Сергея. Вот трясогузка вспорхнула из-под копыт мерина, явно недовольная, что потревожили. Тут полетела ласточка по каким-то неотложным делам.
Легкий ветерок обдувал лицо и тело, и не было жарко под солнечными лучами.
Тишина и строгая торжественность природы наполняли душу спокойствием, придавая возвышенную торжественность происходящим событиям.
Сергей любил такие прогулки верхом на коне. Общение с природой позволяло упорядочить мысли и найти нужное решение. А подумать Сергею было о чём.
Легкий флирт с Дуней перерос в сильное увлечение этой простой деревенской девушкой. Её нежелание отвечать на ухаживания взаимностью, раззадоривали его, и мужская гордость требовала, чтобы он непременно завоевал её сердце.
Сегодня утром Сергей встретил Дуню в коридоре и уже по обыкновению, когда они встречались наедине, обнял её, слегка прижав к стене, говоря:
– Дуняша, ты сегодня просто прелесть, как чудесно выглядишь.
– Опять вы смеетесь, надо мной, Сергей Григорич, – проговорила она, но уже не стала вырываться из объятий.
Это послужило Сергею добрым знаком, и он попытался поцеловать её в губы, но Дуня увернулась, сильно наклонив голову. Его поцелуй попал в щеку. Он опять попытался поцеловать в губы, но она снова не дала это сделать.
– Дуняша, – удивленно проговорил Сергей, – почему ты не хочешь, чтоб я поцеловал тебя в очаровательные губки? Они такие восхитительные и желанные, что просто дух захватывает при виде их!
– Нельзя этого делать! – возразила Дуня.
– Отчего ж нельзя? – стал допытываться Сергей, плотнее прижимаясь к девушке и ласково обнимая голову ладонями.
– Так ненужно, – уже менее уверенно проговорила Дуня, и к своему удивлению почувствовала, что уже сама хочет, чтоб молодой хозяин прижимал её.
– Почему ненужно? Или я тебе совсем не нравлюсь?
– Нет, вы симпатишный, – смущенно и ласково проговорила Дуня, но тут же добавила, – но не надо целовать в губы!
– Но почему? В чем причина? – ещё больше удивился Сергей, нежно проводя рукой по её лицу.
Дуня немного помолчала, наклонив голову вниз, позволяя себя ласкать, а затем еле слышно произнесла:
– Бабы сказывали, что если целоваться с молодыми господами в губы, то можно забрюхатеть, а я не хочу ребёночка иметь без мужа, грех энто великий.
– Врут твои бабы, ведь я ж уже целовал в губы и ты не забрюхатела!
– Дык это ж было один лишь разочек и то быстро!
– Вот и сейчас я поцелую один лишь раз и быстро, – проговорил Сергей и, нежно подняв её голову, ласково поцеловал в губы.
Вначале Дуня вздрогнула, попыталась оттолкнуть Сергея, но потом ей эти нежные ласки понравились.
От огромного удовольствия она закрыла глаза и полностью отдалась новым ощущениям.
Сергей с наслаждением целовал Дуню, чувствуя, что ей нравились его ласки.