Жизнь прожить – не поле перейти
Шрифт:
– Так это ж я её научил. Меня научил один английский купец, а я научил Дуню, вот теперь она и заваривает чай по всем правилам.
Над чашкой поднимался лёгкий пар, разнося по комнате своеобразный, но приятный аромат напитка.
Фрол Афанасьевич наклонился над чашкой и стал вдыхать, наслаждаясь непривычным запахом.
– Очень недурно пахнет, – отметил он.
– А ты отведай, отведай его, – потчевал гостя Григорий Иванович.
– Да, – проговорил Фрол Афанасьевич, отхлебнув немного напитка и почувствовав приятный, слегка вяжущий вкус чая, – отменный напиток, отменный.
– А я что говорил! Его пить – одно наслаждение. Ты вот ещё сахарку кусочек, другой возьми, попробуй в прикусочку. Это тебе лучше позволит, оценить сей напиток.
Фрол Афанасьевич, расколол сахар специальными щипчиками и маленький кусочек положил в рот, запивая чаем.
– Да, божественный напиток, – проговорил он, – действительно, сей чай ничем не уступает Иван-чаю, а аромат, пожалуй, лучше.
– Вот видишь, я, что зря тебе предлагать не буду, – самодовольно проговорил Григорий Иванович, продолжая с наслаждением прихлёбывать заморский напиток, – пожалуй, скоро англичане перестанут закупать у нас Иван-чай, а перейдут на чай из колоний.
– Вряд ли, наш чай закупается многими странами. Да и пользы человеку от него много. Он силу, бодрость и здоровье даёт, а английский чай, ещё неизвестно какую пользу несёт.
– Это верно. Наш чай очень полезем человеку, особенно мужеского пола. От него вряд ли кто откажется.
Компаньоны прервали разговор и сосредоточенно начали наслаждаться чаем, погрузившись каждый в свои думы.
– Меня вот что тревожит, – после некоторого молчания проговорил Григорий Иванович, – как бы война с немцами не повлияла на устои монархии.
– Монархия сама себя дискредитирует, – задумчиво проговорил Фрол Афанасьевич, – виданное ли дело, что б какой-то безграмотный мужик давал советы царственной особе.
– Да, – подхватил Григорий Иванович, – мне знакомый из военного ведомства тоже, что-то об этом сказывал. Это уж, совсем ни в какие ворота не лезет, совсем осквернили святую Русь.
– Поэтому чего удивляться, что все не довольны этим.
– Да ещё, вон пишут в газетах, опять бастуют рабочие в Петербурге и Москве.
– А этих я вообще не понимаю. Ещё лет десять назад, на крестном ходе в Коренной пустыне я встречался с Саввой Морозовым, так он сказывал, что для рабочих он создаёт все условия для жизни и работы. Есть возможность поесть на заводе. За полторы копейки там давали на обед борщ, кашу с мясом и компот из сушеных яблок.
– Так это очень даже неплохо.
– Не то слово, это хорошо по нашей жизни. Для рабочих из других мест, а особенно из деревень, Савва обустроил специальные дома. Там они могут жить не только в одиночку, но и семьями.
– Это тоже неплохо.
– Если же у кого из семейных, есть маленькие дети, то им создал детские заведения, где рабочие – родители могут оставить ребенка под присмотром воспитателя, там ребенок будет накормлен, напоен и под присмотром. Чтоб родители спокойно работали, а не беспокоились о чаде.
– Но ведь не все такие, как Савва. Многие промышленники не заботятся о рабочих.
– Хороший хозяин должен заботиться о работниках. Ведь когда у рабочих налажен быт и все хорошо в семье, то они лучше работают. Больше приносят прибыли хозяину. У них не возникает мысли бастовать.
– Это верно, вот только не все это понимают.
– Кто это не понимает, тот и получает кучу неприятностей на голову.
– Совершенно справедливо! Нет государственного мышления у многих промышленников. Да ещё эти смутьяны – социалисты, которые революционерами себя прозывают, продолжают народ искушать, как демоны – искусители.
– Да, бунтарские идеи очень заразительны! Виданное ли дело, вместо того, что б ловить бунтарей и в кутузку сажать, губернский полицмейстер дома вечерами, выпроваживает детей из залы, садиться за рояль и распевает революционные песни!
– Не может быть!
– Вот те крест, – набожно проговорил Фрол Афанасьевич и перекрестился, на святые образа, – мне это доподлинно известно, от доверенных людей слыхивал.
– По этой причине и нет порядка в Отечестве! Фрол Афанасьевич, может ещё чашечку чая? – спросил Григорий Иванович, видя, что гость уже осушил чашку.
– Нет, Григорий Иванович, благодарствую покорно за угощение, но пора идти. Мне ещё надо по делам в губернскую управу наведаться с визитом, так, что не обессудь, выпью твоего изумительного чая в другой раз.
– Ну, как знаешь, а то может, задержишься ещё?
– В другой раз обязательно задержусь, но не сейчас, – проговорил Фрол Афанасьевич и встал из – за стола.
Григорий Иванович тоже поднялся и стал провожать гостя.
– Ты поедешь в Коренную пустынь к возвращению иконы в Знаменский монастырь? – спросил Фрол Афанасьевич.
– А как же? Обязательно надо ехать.
– Вот и я думаю съездить.
– Поехали вместе.
– Поехали. Ну, прощевай Григорий Иванович.
– Прощай Фрол Афанасьевич.
На этом компаньоны распростились, и Григорий Иванович пошел в кабинет. Там он попытался заняться некоторыми неотложными финансовыми документами, но мысли о начавшейся войне не давали покоя.
На улице начало смеркаться. Григорий Иванович зажег свечи, как вдруг в дверь нетерпеливо постучали.
– Войдите, – ответил Григорий Иванович.
Дверь открылась и на пороге, появился сын. Это был молодой человек, лет двадцати пяти в форме поручика. Григорий Иванович порывисто встал из-за стола и быстро направился к нему. Они, молча крепко обнялись, затем, Григорий Иванович немного отстранил сына от себя и посмотрел оценивающим взглядом.