Жизнь среди гималайских йогов
Шрифт:
«Сегодня я собираюсь предъявить тебе ультиматум».
«Что же это за ультиматум?»
«Либо ты даешь мне самадхи, либо я совершаю самоубийство».
Я действительно принял такое решение.
«Ты убежден в правильности своего решения?»
«Да!»
«Ну что ж, мой дорогой мальчик, скатертью дорога».
Я никак не ожидал услышать из его уст что-либо подобное. Я думал он скажет: «Подожди десять или пятнадцать дней». Он никогда не вел себя со мной грубо, но на этот раз был очень груб.
«Когда вечером ты засыпаешь, — продолжил мой учитель, — ночь не разрешает твои проблемы, и утром ты снова сталкиваешься с ними. Подобным образом и самоубийство никак не поможет решению твоих реальных проблем. Тебе вновь придется столкнуться
Я много раз слышал о такой вещи, как шактипата. Шакти означает энергию, а пата означает дарение. Таким образом шактипата — это «дарение энергии, зажигание лампы». Я сказал:
«Ты не использовал в отношении меня шактипату, а значит либо у тебя нет шакти, либо ты намеренно не хочешь этого сделать. Я столько времени провожу теперь в медитации с закрытыми глазами, а когда открываю их, то обнаруживаю, что не получил ничего, кроме головной боли. Я напрасно потратил свое время и не нахожу особого счастья в этой жизни».
Он сидел молча, не говоря ни слова в ответ, и поэтому я продолжил:
«Я работал упорно и искренне. Ты говорил, что на это потребуется четырнадцать лет. Вот уже семнадцатый год моей практики, и я сделаю то, на что ты меня толкаешь».
«Ты убежден, что поступаешь разумно? Разве именно такой вывод следует из того, чему я тебя учил? Неужели плод моих учений в том, чтобы толкнуть тебя на совершение самоубийства?»
Он помолчал, а потом спросил:
«Когда ты собираешься покончить с собой?»
«Прямо сейчас! Я говорю с тобой перед своим самоубийством. Теперь ты мне больше не учитель. Я отказался от всего. Мне не нужен мир; мне не нужен ты».
Я встал, намереваясь пойти к Гангу, который был совсем рядом, чтобы утопиться.
«Ты умеешь плавать, — произнес мой учитель, — и поэтому, когда прыгнешь в воду, непроизвольно постараешься выплыть. Было бы лучше сделать так, чтобы ты сразу стал тонуть, не имея возможности всплыть на поверхность. Пожалуй, тебе стоит привязать к себе какой-нибудь груз потяжелей».
Он издевался надо мной.
«Что с тобой случилось? — спросил я. — Ведь ты всегда так любил меня. — Я замолк и после непродолжительного молчания сказал: — Ну, все, я пошел. Спасибо тебе за все».
Я пошел к реке, захватив с собой веревку, нашел большой камень и привязал его веревкой к себе. Наконец, в последний момент мой учитель, убедившись в том, что у меня действительно серьезные намерения и я собираюсь прыгнуть в воду, окликнул меня и сказал:
«Подожди! Сядь там и через минуту я дам тебе самадхи».
Я не был уверен в том, что он действительно намерен это сделать, но решил, что по крайней мере могу подождать минуту и посмотреть, что же произойдет. Я сел в позу для медитации, а он подошел и коснулся моего лба. Я просидел в этой позе девять часов, и за все это время в уме у меня не возникло ни одной мирской мысли. То, что я пережил, было неописуемо. Придя в себя, я был уверен, что сейчас по-прежнему девять часов утра, так самадхи уничтожает время.
«Пожалуйста, прости меня», — взмолился я.
Когда он дотронулся до моего лба, то первое, что я осознал, была полная утрата страха, а также эгоизма. После этого ко мне пришло правильное понимание жизни.
Впоследствии я спросил у него:
«Это было мое усилие или твое?»
«Это была милость», — ответил он.
Что такое милость? Люди полагают, что лишь милостью Божьей они могут достичь просветления. Но это не так. По словам моего учителя:
«Человек должен искренне сделать все, что в его силах. Когда же все его усилия окажутся напрасными и он заплачет от отчаяния, находясь в состоянии полной эмоциональной самоотдачи, тогда он достигнет экстаза. Это и есть милость Божья. Милость — это плод усилий, совершаемых с искренностью и верой».
Теперь я понимаю, что шактипата применима только к тем ученикам, за плечами у которых
Я всегда с нетерпением жду того момента, когда ночью смогу, оставшись один, погрузиться в медитацию и пережить это состояние.
Ничто иное не может подарить такой радости, как оно.
Встреча с гуру моего учителя в священном Тибете
В 1939 году я захотел отправиться в Тибет. Граница проходила всего в девяти милях от того места, где я жил со своим учителем, но мне не разрешили пересечь перевал Мана и идти в Тибет. Семь лет спустя я предпринял еще одну попытку, отправившись в начале 1946 года в Лхасу, столицу Тибета, по пути, пролегавшему через Дарджилинг, Калингпонг, Сикким, Педонг, Гьянгдзе и Шигадзе. Основная цель моего путешествия в Тибет состояла в том, чтобы повидать гуру моего учителя и изучить под его руководством некоторые продвинутые практики.
Остановившись на несколько дней в Дарджилинге, я прочел там несколько публичных лекций. Представители британских военных властей сочли меня мятежником, пробирающимся в Лхасу с целью подготовки свержения британского правления в Индии. Они знали, куда я направляюсь, но не знали, зачем мне это нужно. После десятидневного пребывания в Дарджилинге я покинул его и, добравшись до Калингпонга, остановился там в одном монастыре, где в молодости изучал кунг-фу и другие подобные искусства. Повидавшись со своим старым учителем кунг-фу, я отправился в Сикким и остановился там у одного близкого родственника далай-ламы Тибета. В Сиккиме офицер полиции, мистер Хопкинсон, испугавшись того, что я начну настраивать власти в Тибете против англичан, наложил запрет на пропуск меня в Тибет. Я несколько раз встречался с этим человеком, но так и не смог рассеять его подозрения в том, что я являюсь шпионом от партии Индийский конгресс, боровшейся тогда с британским правительством. В то время в Индии было две группы борцов за независимость. Одной из них была группа сторонников Махатмы Ганди, призывавшего к ненасилию с использованием методов пассивного сопротивления и не сотрудничества, а другой была Террористическая партия Индии. Я не был членом ни одной из этих групп, но офицер полиции обнаружил у меня два письма, одно из которых было написано пандитом Неру, а другое Махатмой Ганди. Эти письма не носили политического характера, но они лишь усилили подозрения офицера полиции, и я был помещен под домашний арест в инспекционном бунгало [53] . Мое жилище было очень уютным, но в течение целых двух месяцев я не имел возможности покинуть его, а также был лишен права писать письма и принимать посетителей. Офицер полиции сообщил мне, что не имеет против меня никаких конкретных улик, но подозревает меня в шпионаже и лишает меня права выезда куда-либо, до тех пор пока не получит ответ на свой запрос относительно меня. У входа в бунгало день и ночь дежурила охрана. Однако то время, которое я там провел, по крайней мере дало мне возможность подучить тибетский язык, чтобы лучше общаться с тибетцами в том случае, если меня все же пропустят в их страну.
53
Административный дом, в котором обычно останавливаются инспектора и чиновники во время своих поездок.