Жизнь в зеленом цвете - 6
Шрифт:
Но Снейпу было совершенно, абсолютно ни к чему знать об этом.
– Я устаю, профессор, только и всего. И очень не люблю холод… я ведь дракон по анимагической форме. То, о чём Вы просите рассказать… оно здесь ни при чём.
– Мне кажется, Вы чего-то недоговариваете, Поттер, - с сомнением протянул Снейп. Видно было, что от своих подозрений он не отказался, но отложил их до поры до времени.
– Так или иначе… расскажите мне. Пожалуйста.
Гарри устало потёр виски и постарался собраться с мыслями.
– Может, Вы всё же запишете?
– предложил он.
– Потому что пересказывать ещё один раз я точно не стану.
Снейп скрипнул зубами, молча вытащил из ящика стола чистый кусок
– На моём третьем курсе Драко Малфой и Блейз Забини изнасиловали меня, - скучливо сказал Гарри.
– После этого Вы применили ко мне Легилименцию и воочию видели всё, что произошло. Потом Вы дали мне какое-то зелье с сонным эффектом и говорили о том, что Вам тоже кажется несправедливым, что ублюдки окажутся безнаказанными. Об этом Вы больше не упоминали.
Гарри сделал паузу и выразительно взглянул на пергамент, где Снейп, потрясённый услышанным, не оставил ещё даже кляксы.
– Я пишу, пишу, - Снейп заметил этот взгляд и торопливо накалякал что-то.
– Дальше, Поттер.
– На четвёртом курсе ко мне неоднократно применяли Круциатус и многие другие пыточные заклятия, - Гарри демонстративно сдержал зевок.
– Иногда в мою сторону летела и Авада, а один или два раза это был Империус, но каждый раз я как-то выворачивался. Разумеется, это был всё тот же Малфой. Вы самолично сказали мне в том году, что все заклинания, произнесённые в Хогвартсе, фиксируются в особом списке. Признаться, это укрепило меня во мнении, что Вам и всей остальной администрации плевать на то, что со мной происходит, так как что бы со мной ни творили, дело каждый раз заминали.
Гарри перевёл дыхание и спрятал зябнущие ладони в рукава. Перерыв между занятиями грозил вскоре закончиться, но недовольство Трелони не особо тревожило Гарри. Снейп с полминуты потратил на переваривание сведений и написал что-то на пергаменте.
– На пятом курсе Малфой убил Бэддока и едва не убил меня… от того случая остался вот этот шрам, - Гарри оттянул воротник свитера, демонстрируя беловатую полоску.
– Судя по Вашему взгляду, Вы это помните. Однако и это происшествие, как и многие другие, не несло для Малфоя никаких последствий. Потом, во втором семестре, я рассказал Вам обо всём этом, в то занятие, когда Вас отшвырнуло к стене моим Протего. Я разозлился тогда и добавил несколько подробностей… в частности, я рассказал Вам, что Ваш крестник, как он сам мне поведал, очень любит накладывать Круциатус на людей, скованных Петрификусом. Дескать, это очень эстетично, когда они не дёргаются и не кричат, а молча плачут.
Гарри прикрыл глаза и добавил немного тише:
– Тогда Вы спросили, почему я на четвёртом курсе хотел покончить с собой. Я сказал, что Вам не должно быть никакой разницы, и что даже для меня её уже нет - и вышел. Вы крикнули: «Постойте, Поттер!», но я ушёл.
– В этом Вы проявляете завидное постоянство, Поттер.
– А Вы проявляете завидно постоянную забывчивость, сэр, - не удержался Гарри от того, чтобы не съязвить в ответ.
– Потому что уже на следующее занятие окклюменцией Вы не упомянули об этом ни словом.
Снейп бросил перо, которое рассеянно вертел в пальцах, и потёр лоб.
– Я помню тот день, но смутно… и следующий тоже, всё как в тумане… я готов поклясться и в том, что никакого такого разговора не было, и в том, что Вы не лжёте…
– Сочувствую Вам, сэр, - Гарри встал.
– Могу я теперь идти? Что бы ни случилось с Вашей памятью, я больше ничем не могу помочь.
– Идите, Поттер. Спасибо, что помогли. И не смотрите на меня так, словно я перекрасился в блондина - такие слова, как «спасибо», я действительно тоже знаю.
Гарри хмыкнул и аккуратно прикрыл за собой дверь кабинета ЗОТС.
Глава 8.
Да,
Овладевали им…
Райнер Мария Рильке, «Элегия третья».
«Дорогой Гарри,
Наш второй урок состоится вечером в понедельник. В восемь часов будь в моём кабинете.
Искренне твой,
Альбус Дамблдор.
P.S. В последнее время я предпочитаю карамельные пряники».
«Что бы он, интересно, сказал, если бы знал, что мне и даром не нужны эти пароли - я и без них пройду куда угодно?», - Гарри скомкал письмо и поджёг огоньком; за превращением пергамента в пепел прямо на ладони Гарри наблюдало как минимум несколько десятков обожающих, восхищающихся глаз. «Мерлин, лучше бы они столько внимания уделяли завтраку…»
Гарри по-прежнему не знал, что ему делать со своей бешеной популярностью и всеобщей любовью; но, как он убедился, любовь и популярность имели одно неоспоримое преимущество перед ненавистью и страхом - с ними ничего не требовалось делать, ибо перед ним настолько благоговели, что не смели приближаться. Если раньше, бывало, его хотели убить за чужие преступления, его травили во всех смыслах этого слова - то теперь его всюду встречали радостные улыбки, благоговейное преклонение и беспрекословное почитание. Везде - за исключением слизеринской гостиной; впрочем, там единственный, кто мог решиться открыто выступить против Гарри, то есть Малфой, был занят другими делами (и Гарри даже было отлично известно, какими).
Самым странным Гарри казалось то, что больше всех его превозносили члены Эй-Пи, которые, вроде бы, знали его ближе всех, и, в отличие от второкурсниц с богатым воображением, были прекрасно осведомлены о том, что он - обычный человек из плоти и крови, требовательный, нетерпеливый, подчас рассеянный, вечно растрёпанный, в мятой, несмотря на все усилия хогвартских эльфов, мантии; циник, «ботаник» и сладкоежка. Но все двенадцать человек, носивших квадратные значки с двумя буквами, буквально боготворили Гарри, что изрядно сбивало его с толку. Он предпочёл бы, чтобы они относились к нему, как к равному… хотя нельзя отрицать, что иногда такое отношение было полезным - когда он учил их новым заклятиям, например. Но когда Гермиона, получив от Слагхорна очередное приглашение, не преминула написать своему командиру перевязанное чёрно-зелёной ленточкой письмо, где осведомлялась, может ли она это сделать, или Гарри опять требуется, чтобы она не появлялась на вечеринке… вот тогда Гарри захотелось постучаться головой об стену. «Видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте», - мрачно думал он, перевязывая чёрно-зелёной ленточкой письмо с уведомлением, что Гермиона полностью свободна в своих поступках, и если ему ещё когда-нибудь понадобится, чтобы она не ходила к Слагхорну, он, Гарри, попросит её об этом отдельно.
Но всё это было вполне терпимо; хуже было неуклонное молчание близнецов - Гарри написал им три письма разной степени истеричности, но ни на одно не получил ответа. Что с ними произошло там, где они копались в этих дурацких архивах? Да хоть бы они ничего не нашли, хоть бы оказалось, что руны и гадания Блейза врали, и он никогда не исцелится - только бы с близнецами ничего не случилось, только бы они были целы и невредимы!.. И Сириус. Это его задание для Ордена и полное отсутствие вестей… Гарри изводился по вечерам, не в силах писать эссе и читать учебники; он подолгу вглядывался в темноту вокруг Астрономической башни, словно стараясь увидеть там вспышку рыжих волос или горящие собственным светом собачьи глаза, но, конечно же, ни разу не замечал ничего, кроме - изредка - звёзд и луны