Жизнь в зеленом цвете - 6
Шрифт:
Это был удар ниже пояса; Гарри, наверно, даже сказал бы об этом внутреннему голоску, если бы боль не затопила его, не хлынула в чёрную дыру там, где раньше был Блейз вместе с его ехидными шуточками, летящим почерком, нелюбовью к зелёному чаю, затрёпанными картами Таро, дорогими рубашками, детским пристрастием к маггловской клубничной жвачке, аллергией на дыни, привычкой рисовать чёртиков на полях конспектов, тягой к музыке Баха и с ещё тысячами, миллионами мелочей, которые имеют значение только для того, кто любит…
«Он
– Блейз, - всхлипнул Гарри, приподнимаясь на локтях. Он не ждал больше, что ему ответят, но сам звук этого имени был прекрасен; твёрдость и мягкость сочетались в нём, завёрнутые в краткость и присвист на конце - словно глоток вина, когда сначала рубиновая жидкость обжигает язык, потом приходит тепло, а затем - мягкое, лаконичное послевкусие.
– Блейз…
Гарри встал и шагнул вперёд наугад, ничего не видя в темноте. «Я обещал, что буду жить и убью Тёмного Лорда… а потом уже совсем всё можно будет, правда?»
– Я обещал Блейзу, - повторил Гарри вслух.
– Блейзу…
Гарри вытянул руку и зажёг на ладони огонёк. Ориентируясь в этом колеблющемся, неверном свете, Гарри дошёл до стены с двумя переплетающимися змеями и велел на серпентарго:
– Откройся!
Зеленоватый свет заливал высокий зал; тени колонн чёрной паутиной путались под босыми ногами Гарри, метались, плясали в свете огонька.
– Говори со мной, Салазар Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки!
– приказал Гарри, задрав голову, чтобы видеть лицо статуи.
Шуршание чешуи василиска по каменному полу; огромные жёлтые глаза и неторопливо сворачивающееся кольцами тело - толще тела Гарри раза в три-четыре.
– Привет, Севви, - Гарри сел, оперевшись спиной о сухую, твёрдую чешую; вздумай василиск пошевелиться, он разодрал бы Гарри кожу.
– Зздравссствуй, ххозззяин. Отчшшего от тебя паххнет горем?
– От меня пахнет горем?
– Да, ххозззяин.
– Вечно от меня чем-нибудь воняет, - безрадостно пожаловался Гарри потолку.
– То разлагающимся трупом, то горем… и если бы я сам хоть раз почувствовал все эти запахи…
– Чшто у тебя сслучшшилосссь, ххоззяин?
– Севви, ты умеешь любить?
– Чшто такое «любить», ххозззяин?
– Это когда другой человек… ну, в твоём случае василиск, да… становится тебе дороже тебя самого. Ты готов отдать за него жизнь, отдать всё, что угодно…
– Я всссегда был готов отдать жжиззнь за ххозззяев, но, кажжетссся, «любить» - это чшшто-то другое… - задумчиво прошипел василиск.
– Но, ххозззяин…
– Что?
– Ессли умереть можно и беззз «любить», и разз «любить» - это чшшто-то другое… то ради этого «любить» сстоит не умирать, а жжжить? Чшштобы была раззницсса…
Гарри несколько секунд переваривал плоды змеиной философии, а потом расхохотался - дико, громко, почти зло;
– Спасибо, Севви! Без дураков, спасибо за мысль! Умереть ради любви можно, а вот ты пожить попробуй - так, значит? Ох, Севви… а вот за меня умерли, только сегодня… я люблю его, и он любил меня, и он умер, чтобы я жил - настоящая мыльная опера, обрыдаться можно, правда?
– Ззмеи не плачшшут, ххозззяин, - разумно заметил василиск.
– Есссли он умер, чштобы ты жжил, ззначшшит, ты должжен жжить. Ты должжен ему…
– Что, у василисков так тоже бывает?
– хмыкнул Гарри.
– Ессли и бывает, я ничшшего об этом не ссслышшал, ххозззяин. Но это долг, который нельзззя не отдать.
– Я пообещал ему, что не убью себя, - слёзы снова покатились градом.
– И теперь ничего не могу с собой сделать… пообещал, что буду жить и убью Вольдеморта, твоего прежнего хозяина…
– Зззначшит, тебе ничшшего не осстаётссся, кроме того, чшштобы жжить и убить, - подытожил василиск.
– Иначшше он умер ззря…
– Не зови его «он», - попросил Гарри.
– Его звали Блейз… правда, красивое имя? Блейз, Блейз… почти как огонь… мне все твердят, что я огонь и лёд, но я-то знаю, что я просто придурок, без изысков… Блейз - вот кто настоящий огонь… был… [по-английски Blaise - Блейз и blaze - пламя, великолепие - произносятся одинаково]
– Блейззз, - прошипел василиск.
– Да, ххозззяин, крассивое… жаль, что его большшше некому носссить…
Гарри зябко обхватил себя руками за плечи.
– Блейз, - тихонько выговорил он.
– Блейз Забини… Севви, я его так люблю… я идиот, я не говорил ему раньше… ты знаешь, любить - это худшее, что может с тобой случиться.
– Почшшему, ххозззяин?
– Потому что от этого бывает слишком больно. Они все уходят, Сев, все до единого, я так боюсь, что у меня не останется совсем никого!..
– Гарри обнял обеими руками шею василиска.
– Они все бросают меня, рано или поздно… и мне больно, больно, дико больно, Севви, ты даже представить себе не можешь, как, потому что ты, счастливчик, не знаешь, что такое «любить»…
Гарри расплакался снова, и на этот раз плакал долго, словно пытался заполнить слезами чёрную дыру, вырванную в нём Блейзом.
– Я бы не дал Блейзу умереть, - объяснил Гарри терпеливо пережидавшему хозяйскую истерику василиску.
– И они обманули меня, все трое… Фред и Джордж выяснили, что кто-то должен умереть за меня, Блейз решил, что умрёт именно он, потому что…. не знаю, почему он так решил… и все трое скрывали это от меня, пока Блейз не умер. А теперь уже поздно, Севви, мёрвые не возвращаются, никогда, никак… я точно знаю… - Гарри вытер щёки тыльной стороной ладони.
«А ещё пару часов назад я думал, что это хороший день…»