Жизнь в зеленом цвете - 7
Шрифт:
Я слышу, как Поттер смеётся, заливисто-переливчато - заслушаться можно.
Я уже начинаю его идеализировать? Что-то быстро я сдал позиции неустанной ненависти…
– Вот это картинка, чтоб расслабиться, так картинка!
– поясняет он вслух причины своего веселья.
– Здорово… а знаешь, она тебе помогает. Ничего постороннего в голове не осталось.
– Рад стараться, - бурчу я.
– Теперь, - воодушевлённо продолжает Поттер, с лёгкостью меня игнорируя, - подумай о непосредственно защите. Как ты будешь защищаться? Как будет выглядеть твой щит - кирпичная стена, зеркало, Protego? Будешь ли ты прятать свои самые важные воспоминания в нечто
Чтоб мне провалиться, он кого-то цитирует практически наизусть. Ну не говорит никто в потоке речи «впоследствии». Вот всяком случае, если кто и говорит, то только не гриффиндорцы.
– Давай, действуй, - Поттер сжимает мою ладонь, и я вздрагиваю.
– Да… конечно, - голос у меня хриплый, совсем не похожий на обычный.
Сосредоточиться на этот раз получается плохо - я думаю вовсе не о защите разума, а о Поттере.
О том, везде ли он такой горячий. О том, как будет смотреться засос на его смуглой шее. О том, как я хочу дотронуться до него, увидеть его без одежды - в ярком свете его должен окружать золотистый ореол, он ведь загорелый. О том, чтобы поцеловать те самые тонкие пальцы, что сейчас сжимают мою руку.
Я думал об этом битых минут десять; Поттер, очевидно, решил проверить, каковы мои успехи на почве защиты своих мыслей - и был удивлён. Судя по судорожному вдоху - удивлён приятно.
Я открываю глаза - оказывается, его лицо так близко… ореховые радужки глаз расцвечены золотыми искрами у самых зрачков, каких-то неровных, как упавшие с кончика пера капли чернил, а ресницы не чёрные, а тёмно-каштановые, густые, спутанные, почти как волосы, с загнутыми кончиками.
Он целует меня, прижимает меня к старой парте, ласкает мою шею, перебирает волосы, скользит руками по позвоночнику, пуская волны желания вниз по телу, собираться в густой горячий ком внизу живота. Я трусь о его бедро, запускаю руки ему под рубашку - горячий, Мерлин мой, какой горячий, гладкий, мышцы подрагивают под прикосновениями, позвонки выступают - я обвожу пальцем каждый, и Поттер гортанно вскрикивает, прижимается теснее. У него тоже стоит - стоит, чёрт побери, на меня!
– я чувствую сквозь одежду, и это чувство… оно опьяняет.
Поттер целует меня, жадно, беспрестанно, не может прекратить хотя бы на секунду; его губы путешествуют по моей шее, бёдра всё ускоряют движения навстречу с готовностью подставленному бедру. Он рвано, тяжело дышит, на высоком лбу - несколько прозрачных капель пота. Нельзя быть таким красивым. Нельзя!
Он просовывает руку между нами и сжимает мой член сквозь брюки - и этого достаточно, чтобы я кончил с полузадушенным всхлипом, уткнувшись лицом ему в плечо. Ешё пара движений - и Поттер, звонко вскрикнув, кончает тоже, до боли вцепившись в меня.
– Как здорово, - шепчет он.
– Как здорово… никогда, ни с кем так не было…
«И скольким до меня, - интересуюсь мысленно, - ты такое говорил?»
В этот момент Поттер не читает мои мысли - до того ли сразу после оргазма - и тем, в общем-то, лучше, потому что иначе не миновать бы очередного скандала.
– Тебе хорошо?
– выдыхает он мне в шею и невесомо целует.
– Хорошо, - эхом отзываюсь я.
Поттер молчит, явно не зная, что ещё сказать. У меня тоже забастовала фантазия, и я могу только легонько поглаживать его волосы - они чуть промокли от пота у самых корней и отчего-то завились у самой шеи, там, где они переходят в самый настоящий
Я улыбаюсь, и Поттер улыбается в ответ, пусть и не может видеть моё лицо; я чувствую движение его губ на своей шее.
Сперма остывает и делается вязкой - потом, наверное, штаны будет не отстирать. Но мне совсем не хочется выпускать Поттера из объятий и лезть за палочкой, чтобы сказать Tergeo.
Если вдруг это всё окажется сном, то не стоит укорачивать и без того быстротечную иллюзию - мне совсем, совсем не хочется просыпаться, уперевшись взглядом в тёмно-зелёный полог кровати, вспоминать наспех, какие сегодня уроки, и идти в Большой зал, оглашённый, как обычно, смехом неразлучной гриффиндорской четвёрки, строящей новые пакости всем, кто им просто не нравится.
Заливистым, переливчатым, завораживающим смехом».
Глава 15.
В основном это сводится к тому, что генерал Плохсекир в последнее время
стал получать информацию о возникновении в королевстве очагов недовольства. Пока они невелики и всё ограничивается разговорами,
но генерала тревожит то, что недовольные могут перейти к действиям.
Роберт Асприн, «Снова Корпорация М.И.Ф., или нечто оМИФигенное».
«Я поменял мнение о Вас, Поттер, - гласило очередное донесение от Снейпа; если, конечно, этот примечательный образец эпистолярного жанра можно было назвать донесением.
– Прежде я полагал, что превысить демонстрируемый Лонгботтомом уровень разрушительности невозможно, но события прошлой ночи разубедили меня в этом. Скажите на милость, отчего Вы так невзлюбили Малфой-мэнор? Быть может, Вы не ладите с его хозяевами, но в чём же провинилось здание? Чтобы Вы знали, у пятерых моих коллег начался насморк оттого, что Вы выгнали их на мороз, и теперь я вынужден их лечить. По счастью, Тёмному Лорду с его нынешним телом простудиться не грозит, иначе в нашей новой штаб-квартире, имении Паркинсонов, было бы совсем уж уныло. А так всего лишь время от времени сыпется с потолка штукатурка - когда Лорд очень усиленно думает о Вас.
Не могу ничего определённого сообщить о дальнейших планах Тёмного Лорда; пока он чересчур занят измышлением тысячи самых страшных смертей для Вас лично, в связи с чем я бы посоветовал Вам запастись обезболивающим перед встречей с Лордом лицом к лицу.
Надеюсь, что после тех разрушений, что Вы устроили, в Вас осталась ещё хоть капля магии (поскольку я сомневаюсь, что Вы притащили с собой всю свою армию, чтобы объединить силы; скорее, Вы исключительно по-гриффиндорски - и что Вы делаете на моём факультете, хотел бы я знать?
– кинулись грудью на амбразуры в полном одиночестве). Если осталась, рекомендую сжечь это послание немедленно - так же, как, полагаю, Вы сожгли все предыдущие.
С Рождеством, Поттер.
СС».
Гарри, улыбаясь до ушей, скомкал пергамент на ладони и вызвал послушный огонёк.
– Что тут у тебя горит?
– немедленно отреагировала мадам Помфри. Найдя его утром на полу у кровати Кевина, в луже крови, натёкшей из разреза на запястье, она до сих пор боялась оставлять его одного больше, чем на минуту.
– Пергамент, - Гарри подпихнул под спину подушку и откинулся назад.
– Всё в порядке, мадам Помфри. Правда. Кевин теперь выздоровеет, и со мной всё хорошо, зря Вы так перепугались.